Святополк II. Своя кровь

Романова Галина Львовна

Иванок кивнул, сдаваясь.

Тихий свист холопки-половчанки им был как крик петуха для застигнутого нечистой силой путника. Женщина выступила из кустов, махнула рукой:

–  Идут, хозяйка! Ступай к себе, я его уведу.

Не помня себя, Ирина Тугоркановна вцепилась Иванку в локоть:

–  Придешь?.. Молви - придешь, коли позову?

Горячая степная кровь ударила ей в голову. В голосе зазвучала мольба и страстная любовь. Что-то отозвалось в душе Иванка на эти слова - может быть, кровь матери-хазаринки, - и он кивнул:

–  Приду.

Княгиня просияла и ловкой козой умчалась через сад. А юношу холопка по-хозяйски

взяла за руку и повела обратно, туда, где на подворье стоял его конь.

По осени, дождавшись, когда смерды соберут урожай и тиуны свезут на княжеские и боярские подворья дань, Святополк Изяславич наконец собрался в поход. Волынь к тому времени малость поутихла, и он решил, что настала пора потрепать Давида Волынского.

Данила Игнатьевич на сей раз твердо решил, что возьмет Иванка с собой. Юноше уже сравнялось семнадцать, он раздался в плечах, повзрослел, над губой показался первый темный пушок усов. На красивого темноглазого смуглого парня заглядывались боярышни и простые девки, но сам он с некоторых пор не глядел ни на одну - в сердце жила другая…

Чем ближе подходил день похода, тем тревожнее было на душе Иванка. И однажды, не выдержав, он заехал на княжеский двор.

С княгиней он с того дня виделся несколько раз, в том же саду. Где искать Ирину Тугоркановну в палатах, он не ведал. Да и нужно ли - не понимал, чувствуя лишь, что не может просто так уехать.

Навстречу вылетела сенная девка, едва не ткнулась носом юноше в грудь:

–  Ой!

–  Мне… княгиню бы, - осторожно попросил Иванок.
– Где она?

Девка ожгла его горячим взглядом, улыбнулась, откидывая на спину толстую косу. Но красивый парень не ответил улыбкой, не коснулся взором гибкого стана, и она обиделась.

–  Пожди, позову, - сказала и ушла, поводя плечами. Иванок задержал дыхание, прислонясь к стене. Хотелось бежать отсюда, пока не заметили, не осудили, не донесли князю и всему свету. А там что будет - не хотелось думать от страха. Но сюда его влекло сильнее страха осуждения и боязни греха.

Ирина Тугоркановна вышла ему навстречу и замерла у дверей, хватаясь руками за грудь. Круглое лицо ее побелело, вишнево-карие глаза расширились, губы дрогнули.

–  Пришел, - прошептала она.
– Сам пришел… Иван! Юноша успел только выпрямиться - в следующий миг княгиня бросилась ему на грудь. Она была ниже его на целый вершок, прижалась щекой к плечу, но тут же отпрянула, запрокидывая голову. От близости живого женского тела закружилась голова, исчез страх. Иванок несмело обнял ее стан.

–  Пришел.
– Ирина провела рукой по его темным кудрям, перебирая пальцами.
– А я так ждала, так боялась…

–  Мы в поход уходим, - сказал Иванок.
– На Волынь. Отец мой приемный идет, я с ним.

–  Ой!
– громко сказала княгиня.
– Когда?

–  На неделе.

Ирина Тугоркановна вдруг покачнулась и повисла на шее Иванка, пряча лицо у него на груди.

–  Ой, горе-то какое!
– застонала она; - Ой, да за что же! Плечи ее затряслись от слез.

–  Не надо, княгиня, не плачь, - смущенно выговорил Иванок, тревожно озираясь на дверь - а ну как войдут любопытные холопки.
– Не тужи прежде времени!

–  Боюсь я за тебя.
– Ирина выпрямилась, утирая слезы.
– Сон видела страшный - стрелы летают, как тучи воронья. И одна, самая острая - как вопьется!.. В грудь, вот сюда.
– Она коснулась пальцами.
–

Береги себя, Иван!

–  Постараюсь, - смущенно улыбнулся он.

–  А помнить обо мне будешь?
– жадно допытывалась княгиня.

–  Б-буду, - кивнул он.

Она вдруг обхватила его за шею руками, прильнула всем телом и горячо поцеловала в губы. Зажмурившись, Иванок едва не оттолкнул княгиню, но губы ее были сладки - слаще вишен в княжеском саду.

Где-то хлопнула дверь, и они отпрянули друг от друга, разом смутившись и покраснев. Княгиня потупила взоры, теребя узорный пояс. Иванок не знал, куда деваться. На губах еще жила сладость княгининого поцелуя, но в душе уже волной поднимался ужас - что же он наделал!

–  Мне… идти надо, - выдавил он наконец.
– Не то хватятся…

Княгиня вдруг вскинула руки к своему убрусу, завозилась в украшениях очелья и, отцепив, вложила юноше в ладонь серебряную серьгу с алым камнем:

–  Вот. Прими на память. При себе носить будешь - моя душа тебя в беде оборонит, спасет от меча и копья. А коли коня напоишь через это серебро, добрый конь тебя не выдаст, от любой погони унесет. Обещай вернуться?
– Она умоляюще заглянула ему в глаза.

–  Обещаю, - кивнул Иванок, крепко сжимая серьгу в кулаке. Последний раз коснулись его щеки теплые мягкие губы - и княгиня убежала прежде, чем юноша попытался ее задержать.

Глава 22

Святополк вышел из Киева скорым шагом, ведя киевскую дружину. Возле Любеча к нему присоединился первенец Давыда Святославича Черниговского - Святоша Давыдич, ровесник Ярослава Святополчича, но нравом тихий и кроткий, много читающий и любивший более всего на свете слушать церковное пение. Его послал на подмогу великому князю отец от имени всех Святославичей. Святополк вел с собой обоих своих сыновей, Мстислава и Ярослава, чтобы в случае удачи отдать им во владение Волынь, и понимал, к чему клонит нежданной помощью Давыд Святославич: братьям Святославичам по Любечскому устроению достался самый маленький удел, и они хотели расширить его. Совет дал явно Олег Святославич, которому тесен был Новгород-Северский.

Перво-наперво Святополк послал гонцов в Перемышль и Теребовль к братьям Ростиславичам сказать им, что идет войной на их обидчика Давида Игоревича и просит с ними мира. Братья ответили согласием, и, двигаясь вверх по течению Припяти, которая в этом году замерзла раньше обычного, полки вышли к Берестью - приграничному с Польской землей городу, встав на левом берегу Западного Буга, откуда Святополк послал к польскому королю старшего сына Ярослава с боярами с дарами - заключить с ляхами мир против Давида.

Волынский князь с нарастающей тревогой следил за киевским князем. Услышав от верных людей о выходе полков из Киева, он был уверен, что Святополк Изяславич сразу пойдет на него, но тот сперва несколько времени простоял в Турове, ожидая, пока воротятся гонцы от Ростиславичей, а потом двинулся вдоль Припяти в сторону Берестья. Это уже испугало Давида Игоревича, и он сам, с сыном и племянником, с оставшимися боярами и дарами кинулся к Володиславу Герману просить мира и защиты.

Он спешил как только мог, но когда прибыл в Мазовию на встречу с королем, тот уже принял посольство киевского князя и получил от него немалые дары и почти сотню гривен золота.