Святополк II. Своя кровь

Романова Галина Львовна

Намерзший на воротах лед срубили, и бояре от имени князя послали в стан Святополка грамоту с просьбой о мире. На другой день поутру пришел ответ: великий киевский князь соглашался внять мольбе волынского князя и отпускал его из города, оставляя Владимир с прилегающими землями за собой. На выбор Давиду Игоревичу оставался один из червенских городов.

Бирючи прокричали на торговой площади и возле храмов о решении князей, и Давид Игоревич с сыном Всеволодком, сыновцем Мстиславом, ближними боярами и сохранившей верность дружиной покинул город. На следующий день во Владимир-Волынский въехал Святополк Изяславич с сыновьями и воеводами.

Его встречал весь Владимир. Горожане высыпали на

улицы, тянули шеи, разглядывая ехавшего впереди высокого, худощавого, чуть сутулого князя с длинной темной бородой и острыми глазами, двоих его сыновей, сыновца Святошу Давыдича, бояр и воевод в бронях и следующих за ними стройными рядами дружинников - все были в кольчугах, с надвинутыми на глаза шеломами, с покачивающимися в такт шагам копьями, мечами и щитами.

На торговой площади, где недавно бурлило вече, требуя от Давида выдать Ростиславичам бояр-наветчиков и к которой примыкал княжий двор и дворы многих бояр, на каменных ступенях собора Успения Божьей Матери Святополка Изяславича встречал весь клирос, бояре и многие именитые городские мужи. Князь подъехал к храму, перекрестился на купола, потом легко спешился. Вперед вышел сам боярин Вакий, неся на чуть подрагивающих руках еще теплый хлеб и корчагу меда.

–  Добро пожаловать, князь!
– приветствовал он Святополка.

Тот принял корчагу, внутренне поморщившись, отпил немного и с удовольствием закусил хлебом.

Заполненная народом площадь взорвалась криками. В воздух полетели шапки и рукавицы, в распахнутом настежь храме запели невидимые певчие, а протопоп напевным голосом завел молебен.

Потом была служба в храме и долгий пир в покинутом Давидом терему. Оставленные господином слуги ходили на цыпочках, боялись лишний раз глаза поднять и не ведали, что им делать.

Удача окрылила Святополка Киевского. С Давидом отъехала лишь малая толика бояр - большинство остались и уже на другой день после пира явились в палаты с выражением послушания и готовности повиноваться. Верные люди доносили, что волынский князь затворился в Червене, сидит там сиднем и никуда носа не сует.

Не тратя времени, Святополк послал по всем волынским городам своих людей - снимать Давидовых мужей и ставить своих. Села уехавших с Давидом бояр он раздавал своим приближенным и оставшимся в городе боярам, взял за себя княжеские владения, прежних тиунов и огнищан выслал в дальние глухие починки, недовольных бросил в поруб. С оставшихся потребовал немедленную дань - в первую очередь солью, которая до сей поры в Киеве шла по тройной цене.

Святополк был доволен. Владимир-Волынский, вотчина его старшего брата Ярополка, снова принадлежал Киевскому столу. Владимир Мономах ничего не мог возразить - все совершалось согласно роте Любечского съезда. Получив богатую Волынь, великий князь увеличивал свои доходы, становился сильнее и влиятельнее, если бы…

Если бы не Ростиславичи.

При Изяславе Ярославиче и брате его Всеволоде вся Волынь была областью, подвластной Киеву. Там сидели посадники великого князя, здесь по наследству был стол старшего сына. Сюда же высылали малолетних князей-изгоев, и те сидели по городам, кормясь крохами с великокняжеского стола. Только при Всеволоде, который всеми силами старался ослабить подрастающих сыновцев и перессорить их между собой, братьям Ростиславичам и Давиду Игоревичу были выделены уделы - да и то лишь после того, как Ярополк Изяславич выступил против стрыя. Святополку удалось воротить себе часть Волыни - но почему бы всей Западной Руси не воротиться под его власть?

Большая дружина еще была при нем, кормясь с окрестностей Владимира. Мысленно подсчитывая, сколько добра, ествы и питья переведено на этих воев за десять с малым недель боевого похода, Святополк решил,

что удобнее кормить и поить рать на землях Володаря и Василька.

Великий князь был уверен, что удача будет на его стороне. Большое войско было готово идти в огонь и воду, стоит пообещать людям богатую добычу. Молодые князья ради своих уделов будут драться за него, аки волки. А неистовый пылкий Василько теперь не воин, так что остается один Володарь.

В конце месяца лютеня Святополк выступил в новый поход, оставив во Владимире-Волынском своего посадника ждать новых приказов и следить за Давидом.

Васильку Ростиславичу о выходе Святополка из Владимира поведал гонец от Володаря. Брат уведомлял брата о начале войны и просил его дружину себе в помощь. «Иду защитить наши волости, а ты молись за меня, брате, - писал он.
– Господь постоит за правое дело».

–  Я ведал! Ведал, что Святополку Киевскому нельзя верить!
– воскликнул Василько, когда ему прочли братову грамоту.
– Он и Давид были заодно - кровью моей не насытившись, порешили имение мое отнять!.. Не бывать сему!

Пристукнув кулаком по лавке, на которой сидел, он вскочил, расправляя плечи:

–  Воеводу ко мне!

Воевода и боярин Кульмей явились тотчас. Хотя князь не мог их видеть, поклонились:

–  Здрав буди, князь.

–  Трубите сбор, - приказал Василько.
– Нынче же идем на подмогу к брату моему Вол одарю. Да накажите моему дядьке Богомяку, что желаю видеть его немедля!

Коренастый, заросший рыжей бородой Богомяк колобком вкатился в горницу:

–  Чего изволишь, князюшка?

–  Собираемся, Богомяк. В поход иду.

–  Ты?
– Дядька так и сел.
– Да куда тебе…

Он осекся, до сей поры боясь и стесняясь напоминать Васильку о его увечье. Тот понял недосказанное, криво усмехнулся:

–  Молвишь, калека я и ни на что не годен?.. Враг идет на землю нашу, лютый враг, что уже отнял у меня свет дня, а теперь, презрев клятву, жаждет отнять и остальное! Как могу стоять в стороне? Или утешились враги, что ослепили меня? Так нет же!

Он рванулся к двери, раскинув руки в стороны, покачнулся, и дядька Богомяк, охая, кинулся к князю, подхватывая его под локоть и направляя к выходу.

Приняв решение, Василько не отступился от него. Напрасно княгиня плакала, повисая на шее мужа, и причитала, как по покойнику, напрасно бояре увещевали его осторожными голосами. Он не выслушал даже попа, явившегося к нему для беседы. Надеясь, что брат Володарь зорким оком найдет недостатки в его войске, которые он сам более увидеть не в силах, Василько собрал дружину и двинулся с нею в возке. Рядом отрок Улан вел в поводу любимого княжеского коня, серого в яблоках жеребца.

Откинувшись назад, закутавшись в меховую полость, Василько жадно дышал прохладным воздухом, силясь представить себе, мимо каких мест они проезжают. Он внимательно прислушивался к доносящимся звукам, втягивал трепещущими ноздрями запахи и то и дело окликал Улана, заставляя его рассказывать, где они едут, и тотчас же упоминать обо всем - показалась ли над берегом реки деревушка, проезжают лесом или полями, не видать ли звериного следа, каковы берега, что за деревья растут вокруг. Отрок послушно описывал все, что видел, и в сердце Василька закрадывалась горечь и злая досада. Враги лишили его целого мира! Он больше никогда не увидит белого искристого снега, синего неба, зелени лесов и золота хлебных нив. Никогда ему не взглянуть в глаза жены, не увидеть, как взрослеют и меняются сыновья. Ему более недоступно созерцать лики святых в храмах, постигать книжную премудрость, мчаться на коне на охоте и сражаться. Говорят, слепые способны видеть ангелов - но ему было не дано даже этого. Вместе с отчаянием подкрадывалось неверие.