Святополк Окаянный
Шрифт:
— Кто?
— Не знаю. Но я нашел в стойле камень в крови.
— Хорошо. Молодец. Я завтра сыщу убийцу. А ты ступай и пока никому ни слова. Понял?
— Понял, князь.
Едва конюх ушел, Болеслав вызвал Горта:
— Что ж вы, разини, камень-то там же бросили?
— Так спешили, князь, до того ль было.
— Ступай и немедля придуши конюха рыжебородого. Слышь? Немедля. Иначе он завтра прилюдно тебя выдаст.
Как ни лицедействовал Болеслав со своими сообщниками, прикрывая убийство случайностью, все поняли истинную
— В чем дело, мать? — удивился он столь позднему приходу старой княгини.
— Сынок, пощади Владивоя. Умоляю тебя, не тронь его.
— С чего ты взяла, что я на Владивоя покушаюсь?
— Умоляю тебя, — заплакала Дубровка.
— Ну, мам, что я, злодей, что ли, тебе и родному брату? Перестань. Напротив, я ему княжество буду добывать. Перестань, мам.
Кое-как успокоил Болеслав Дубровку. Успокоил ли? Ушла она от него, все еще тихо всхлипывая, но уже без слез.
А утром, когда обнаружили в конюшне задушенного супонью конюха, встревожилась и затаилась вся челядь и семейство княжеское. Если кто о чем-то и догадывался, пикнуть не смел.
Металась, дрожа от страха, в своем тереме княгиня Ода. Словно квочка, почуявшая коршуна над своими цыплятами, она не выпускала никого из детей на улицу.
— Мечислав, не подходи к двери!
— Святополк, отойди от окна!
— Болеслав, иди ко мне на руки.
Все три мальчика были не только ее детьми, но и наследниками покойного князя Мечислава. Наследниками наследства, которое не должно делиться. И именно это пугало Оду, и в душе она проклинала такое наследство.
Василевский конфуз
Стугна от Киева недалеко, за день доскакать можно. Великий князь приехал в Василёв, стоявший на Стугне, проверить, как идут работы по укреплению стен. Захватил с собой воеводу Блуда хорошо знавшего эти места.
Приехали они вечером, а чуть свет отправились осматривать стены.
Стены строились из сосновых бревен, которые затесывались с одного конца остро — «копьем», а тупым зарывались в землю. Бревно к бревну подгонялось плотно — и так из сотен, тысяч бревен образовывалась городьба с острым зубчатым верхом, опоясывавшая весь город.
По углам и при воротах строились рубленые вежи, на которых обычно сидели сторожа, обязанные следить и сообщать городскому старшине или воеводе о появлении чего-либо подозрительного, чтобы воевода успел сам подраться на вежу и определить, представляет ли замеченное опасность для города. А там решал уже, объявить ли тревогу, запереть ли ворота или высылать сотника с людьми для проверки, а то и кого-то полонить, коль скоро явятся чужаки.
Князь с воеводой и местным старшиной по лесенке забрались на одну из веж, откуда далеко видна была степь. Пахло свежей сосновой стружкой, смолой.
Владимир осмотрел просторную клеть, огладил рукой грубо тесанные стены, сказал старшине:
— Надо, чтобы тут лежали наготове стрелы, копья и каменья, чтобы было чем отбивать наскок, если случится.
— Все сделаем, князь. Дай отстроиться.
— Не я время даю, печенеги. Три года уж не набегают. Это значит, жди вот-вот. Жито собрано, самое время для набега. Что-то сумно у меня на душе. Не то мир они держат, не то силы копят.
— Эвон кто-то бежит, — сказал Блуд, глянув через проем в степь.
Старшина приложил ладонь козырьком, прищурился, вглядываясь, наконец молвил встревоженно:
— Никак, сторож с заставы скачет. Не к добру.
Они спустились вниз, к воротам. Вскоре в них влетел верховой на взмыленном коне. Увидел начальство.
— Князь, печенеги!
— Сколько?
— Много.
— Дурак. Возьми свежего коня, даже двух, скачи ходко в Киев. Пусть воеводы Жидьберн и Волчий Хвост ведут сюда дружины. Старшина, коней ему самых резвых. Живо!
Старшина с дозорным побежали к конюшне. Владимир взглянул встревоженно на Блуда, сплюнул смачно:
— Сглазил. Помянешь поганого, получишь нежданного.
— Что делать? Ворота затворять?
— Ворота за мной затворишь, когда я выведу в поле дружину.
— Да ты что, Святославич? Какая тут дружина? С сотней хочешь против тысячи, а то и двух?
— Надо хоть задержать их до прихода киевлян.
— Киевляне лишь завтра явятся, а тебя уже сегодня сомнут.
— Ничего, Бог не выдаст — свинья не съест. Вели трубачу играть.
Трубач заиграл тревогу. Дружинники съезжались к воротам, кто-то бежал от конюшен, ведя коня в поводу. Все были встревожены, даже кони храпели, приплясывая, грызли удила. Видно, и они знали этот сигнал трубы и что за этим последует.
Отроки притащили князю доспехи и меч. Он облачился в бахтерец, надел остроконечный шлем с бармицами, застегнул под бородой ремешок, опоясался мечом. Затяжелевший от броней, поднялся с помощью отроков в седло, принял в левую руку щит. Выехал перед дружиной, остановил коня.
— Други мои боевые, на Русь пришли печенеги. Так случилось, что нам первым выпало преломить с ними копье, а там подоспеют дружины киевские. Не выдайте князя вашего, а уж я в долгу не останусь. За мной, други!
С тем поворотил князь своего коня и легкой хлынью направился к распахнутым воротам.
У самых ворот, откуда-то сбоку, явился вершнем Блуд, пристроился к князю рядом.
— Я ж тебе велел ворота за мной затворить, — сказал Владимир.
— Я воевода, а не привратник, Владимир Святославич. Ворота затворить могут и женщины.
— Ну, смотри.
Они выехали в степь. Блуд сказал, указывая в сторону:
— Надо либо к броду, либо к мосту. Они там пойдут.
— Зачем мост не разобрали?
— А кто знал, что они ныне явятся. Мост смердам для переезда нужен, вброд на груженой телеге не поедешь.