Святополк Окаянный
Шрифт:
Захмелев от меда, поляки несколько успокоились, умиротворились и даже повеселели. Сняли кунтуши [69] и, укрывшись ими, улеглись на свои душистые постели.
Возчик даже было замурлыкал под нос песню: «У раззявы пастуха волки выкрали теля…». Но Горту песня показалась легкомысленной, и он велел возчику заткнуться. Тот умолк, а вскоре и захрапел. Горт долго ворочался, мысли всякие одолевали его, сон отгоняли. Не нравилось ему такое начало посольства. Однако когда закричали первые петухи, пану удалось
69
Кунтуш — польский кафтан с откидными рукавами.
Утром позвали Горта к воеводе, провели во дворец, ввели в светлую горницу. Там на лавке, в простенке меж окон, сидел Варяжко, сложив на столе тяжелые руки. «Староват воевода-то», — подумал Горт, приветствуя его.
— Как путь-дорога? — спросил Варяжко.
— Спасибо, пан воевода, дорога была удачной.
— Куда правимся?
— В Киев, к великому князю с миром и приязнью.
— Это хорошо, что с миром, — молвил Варяжко, — а то по нашей земле бесперечь рати катятся то туда, то обратно. Слезьми она, земля-то, скрозь пропитана, слезьми и кровью.
«А кто ее слезьми-то поливает, али не вы? Эвон всю Вислу обезлюдили», — подумал Горт, но вслух поддакнул воеводе:
— Все верно, пан воевода. Под одним небом живем, к чему ссорится? Лучше родниться, — и прикусил язык, почувствовав, что едва не проговорился о цели посольства своего. И чтобы замять нечаянную обмолвку, спросил: — А где же князь Святополк? У меня от великого князя Болеслава есть подарок ему.
Но именно по этому перескоку с одного на другое Варяжко и догадался, что знатный поляк на смотрины явился. Брякнул «лучше родниться» и тут же о Святополке справился.
Вида не подал кормилец о догадке своей, отвечал, зевнув:
— Святополк Ярополчич ныне писанием с утра занялся. Но коли нужен, позовем его. Эй, кто там, скажите наместнику, что посланец к нему из Польши пожаловал.
Кто-то из слуг отправился звать Святополка. Горт осторожно спросил:
— А как княгиня Арлогия?
— Княгиня заболела, зубами замучилась. Две ночи уж без сна.
— Лечить надо.
— Да позвали тут старуху ведунью [70] , сказала, вылечит.
70
Ведунья — волшебница, знахарка.
— Коли добрая ведунья, отчего ж, вылечит.
— Бабка Буска считай всех туровчан пользует, она у нас успешница. Раза два и Святополка на ноги ставила после хвори.
Княжич пришел в белой чистой сорочке с закатанными рукавами и заправленной в порты, в желтых сафьяновых сапожках. Строен, кудряв, чист лицом, темноглазый. Все это отметил Горт, окинув вошедшего цепким оценивающим взглядом.
— Звал? — спросил кормильца.
— Вот, Святополк, к тебе посланец из Польши от князя Болеслава.
Горт поклонился церемонно и молвил:
— Великий князь Болеслав Мечиславич велел мне приветствовать тебя и выразить надежду, что мы будем всегда добрыми соседями. В знак дружбы он просил передать тебе подарок — саблю сирийскую. — С этими словами поляк хлопнул громко в ладоши, и в светелку вошел его слуга и протянул ему длинный сверток.
Горт развернул его и вынул саблю с ножнами, сверкавшими россыпью драгоценных камней.
— Вот, прими этот подарок, Святополк Ярополчич, и слова, сказанные тебе моим князем: пусть дружба наша будет крепче этого клинка, пусть острие ее станет грозой для наших общих врагов.
Глаза Святополка засветились радостью, он принял саблю из церемонных рук поляка, полуобнажил ее, любуясь синим отливом лезвия.
— Ой, спасибо князю Болеславу.
— Мечиславичу, — подсказал тихо Горт.
— Да, да, Болеславу Мечиславичу. Передай мою искреннюю благодарность и согласие на вечную дружбу.
— Обязательно передам, Святополк Ярополчич.
Горт не знал, как закинуть словцо о княжне Ядвиге, но, когда радостный отрок удалился, не утерпел, сказал воеводе:
— За таким мужем жена будет счастлива.
Варяжко промолчал, хотя и догадывался, что имеет в виду поляк. Однако перед самым уходом гостя решил кинуть ему соломинку:
— Лишь бы нашлась подходящая.
Горт остановился в дверях, понял это как намек на продолжение торга. И неожиданно подмигнул воеводе:
— В нашем табуне найдется такая.
— Кто? — спросил Варяжко серьезно, не приняв игривого тона гостя.
— Младшая дочь князя Болеслава — Ядвига.
— Что ж, пожалуй, достойная пара. Надо подумать.
Горт был счастлив, пожалуй, не менее княжича: интересующий его предмет был затронут. Одно смущало, что не удалось поговорить об этом с самой княгиней. Пожалуй, именно она будет решать, на ком женить сына.
— А что скажет княгиня?
— Княгиня, думаю, не враг своему дитяти. Я переговорю с ней, как только ей станет лучше.
— Переговори, воевода. Я заеду на обратном пути, и мы бы сговорились окончательно.
Арлогии стало лучше к вечеру. И к ней явился Святополк с польским подарком.
— Гляди, мам, что мне князь Болеслав прислал.
Сабля уже висела у него на боку, и он не убирал руки с серебряного эфеса.
— Посмотри, как сияет! — Святополк выхватил саблю из ножен, взмахнул ею и резко опустил вниз. — Как поет! А? P-раз! Р-раз!
Княгиня, только что обретшая покой после двухдневных изнурительных зубных болей, устало улыбнулась, глядя, как весел сын.
— Ты хоть поблагодарил за подарок-то?
— А как же. Обещал ему вечную дружбу.
— Молодец, сынок. Лучше дружить с соседями, чем ратоборствовать.
Намахавшись саблей, Святополк наконец вспомнил о хвори матери:
— Ну как? Затихли зубы?
— Затихли, слава Богу, сынок.
— А чем Буска лечила их?
— Да запарила в горшке сушеной белены, велела дышать паром, платком меня укрыла над горшком. Подышала я, и боль постепенно утихла. Кабы не Буска, я, кажись, на стенку бы полезла.