Святоша
Шрифт:
Когда я открываю ее, я сталкиваюсь со степенью больной одержимости Александра мной. В ней фотографии... так много фотографий. И заметки. Рукописные заметки с подробным описанием моих рутинных действий, поиском возможных закономерностей, именами мужчин, которых я обманула, и, что хуже всего, его собственные наблюдения. Его мысли о том, почему я делаю то, что делаю. Бессвязные предложения с вопросительными знаками, нацарапанными рядом с ними.
Он не просто хочет меня.
Он хочет проникнуть в мой мозг, понять ход моих
— Это копии, — говорю я.
— Да, у меня есть оригиналы, — отвечает Букер.
— И как вы их раздобыли?
Он вскидывает бровь и на этот раз не отвечает. Потому что он не хочет себя уличать. И потому что, если бы в бюро знали, что у него есть такие улики, а он не пришел с ними куда следует, они бы схватили его за задницу.
— Какова степень вашей уверенности, что это единственные копии? — спрашиваю я.
— Никакой, — говорит он. — У меня есть и другие.
Я забываю, что он следил за Александром. Что это какой-то странный долбанный замкнутый круг, в котором Алекс преследует меня, а Букер преследует его.
— Значит, теперь Александр в курсе, а моя участь быть у вас в заложниках.
— У тебя есть крыша над головой, - говорит Букер. — Еда, одежда, все, что тебе может понадобиться. Это только до тех пор, пока не завершится судебное разбирательство.
— А когда же оно, блядь, начнется?
Букер вздыхает, и я сейчас не самая приятная собеседница, чтобы находиться здесь. Так было с тех пор, как Рори ушел, и я виню его, потому что он сделал это так просто, что сам факт этого не идет у меня из головы.
— Есть много разных факторов, — объясняет он. — Это может занять от нескольких месяцев... до иногда... дольше.
— Дольше нескольких месяцев. Значит, вы имеете в виду годы?
Произнося это, я издаю горький смешок.
— А мне нужно просто сидеть здесь и держать кулачки за то, что со мной все будет нормально, в течение, ну, не знаю... потенциально хуй знает сколько лет... и ты… вы даже не можете гарантировать, что мы в безопасности. И мне придется скрываться, пока они выйдут на свободу под залог. — Так что они выиграют, опять же, в любом случае. Они всегда, блядь, выигрывают.
Букер молчит, и я тоже ненавижу себя сейчас, и, наверное, ему уже пора уходить.
— Мое имя уже всплыло в СМИ?
— Пока нет, — говорит он. — И пока ты будешь скрываться, мы сможем держать это в тайне.
Я должна почувствовать облегчение. Но я думаю о Рори, который видел эти статьи и собирал все воедино в своей дурацкой красивой башке. Он бы знал тогда, что я сделала. И все равно было бы слишком поздно, но, по крайней мере, он бы знал.
Его образ в день нашего незапланированного расставания не покидает мои мысли. Его удаляющаяся фигура в тусклом баре. Покидающий мою жизнь. Это не должно стать последним воспоминанием о ком-то значимом.
Возможно, сейчас он коротает время, пытаясь выбросить меня из
Он принадлежал мне.
Он и сейчас мой.
Я еще не готова его отпустить. Никогда.
— Это несправедливо.
Букер садится рядом со мной и пытается успокоить меня, но это пустая трата времени.
— Я не виню тебя за то, что ты меня ненавидишь, — говорит он. — Ты и должна меня ненавидеть.
— У каждого всегда есть свои планы, — говорю я ему. — Каждый всегда делает то, что лучше для него. Так устроена жизнь.
Букер, кажется, огорчен моим замечанием, но и не отрицает этого.
— Мы собираемся встретиться со стороной обвинения сегодня чуть позже, — говорит он. — Чтобы зафиксировать твои показания.
— Не могу, блядь, дождаться.
Парни здесь.
В костюмах. Адвокаты и другие люди, которых нужно привлечь по какой-либо причине. Мне все равно. Я просто хочу покончить с этим.
Букер тоже там.
Он о чем-то спорит с ними, и его лицо при этом отнюдь не светится счастьем.
У меня все внутри переворачивается, когда Букер смотрит на меня. Что-то не так.
— Тенли.
Мужчины выходят за дверь, и это определенно неправильно, потому что я должна была сделать заявление.
Так сказал Букер.
А теперь он смотрит на меня так, будто ему пиздец, и я знаю, что мне тоже пиздец. Ебаный ублюдок.
Он пытается заставить меня сесть, а я его отпихиваю.
— Я большая девочка, — говорю я ему. — Я могу справиться с этим. Просто скажи мне.
— Прокурор решил не продолжать дело.
Это пуля мне прямо в живот, но мне не следовало ожидать ничего другого. Именно поэтому я и не подала заявление.
— Вы сказали мне...
— Я знаю, что сказал тебе, — отвечает Букер. — Черт.
Букер откидывается назад в свое кресло и ударяется головой о подголовник. Мне хочется обвинить его, но я знаю, что это не его вина.
— Это потому, что они думают, что я проститутка, — говорю я. —- Не так ли?
— Отчасти да, — признает он. — Он не выражал уверенности, что ты будешь надежным свидетелем на суде.
— Конечно, — рассуждаю я. — Потому что если думаешь членом, то мозг весь внизу. — Он вздыхает. — А что еще? — спрашиваю я. — Как насчет Кэти? Или Кайли? Или миссис Роджерс? То есть, я понимаю, что Кэти и Кайли тоже были проститутками, так что какая разница, верно? Но миссис Роджерс точно ею не была.
— Улик недостаточно, — говорит Букер, но даже он не верит в эту чушь.
— Ты... вы, блядь, издеваетесь надо мной.