Святослав. Великий князь киевский

Лиманов Юрий Леонидович

— Ничего, государь...

— Почему о том, что Роман порубан, последним сообщил? О каких-то смердах да певце — первым делом, а о князе, Мономаховиче, — последним? Говори!

— Боялся гнева и скорби твоей, великий князь!

— Ты? Боялся? Скорби моей? — Святослав с силой швырнул Ягубу на пол, склонился над ним, зашипел, брызгая слюной: — Уж не в скоморохи ли готовишься? В глаза, в глаза мне смотри! — И сам впился глазами в зрачки поверженного боярина. Потом так же внезапно отпустил, выпрямился, стряхнул что-то

невидимое с любимой душегрейки и сел. Спокойно, словно не он только сейчас кричал, спросил: — Выдал я себя?

— Выдал. — Ягуба поднялся, встал над князем: хозяин положения!

— Чем?

— Поспешил дружинника оправдать, государь. И не спросил, есть ли следы татей.

— Учту. Но намотай на ус: князя Романа никто не учил, не подстрекал, то от усердия его не по разуму.

Ягуба кивнул.

— А следов, государь, тати не оставили.

— Тати ли то были? Говоришь, нет следов?

— Нет...

— А как убит Роман?

— Мечом воинским порубан. Страшные удары. И точные.

— Не след ли здесь?

— Намёк на след, государь.

— Вот-вот... Романа силой Бог не обделил. И.мечом он владел знатно. Нет ли здесь ниточки?

Ягуба ответил не сразу и не прямо, а вскользь, как бы проверяя, так ли он понимает мысли князя:

— Игорь Святославич ночью со двора не выходил, никого из своих не отсылал, до сих пор почивает...

— Точно ли?

— Точно, государь.

В дверь постучали, и вошла мамка, за нею кормилица со спелёнутым младенцем на руках.

— Великий государь, — запела мамка с обычным умилением в голосе, — твой правнук тебе доброго утра желает!

— Уйди, дура! — отмахнулся Святослав.

Мамка охнула, рот её округлился, она попятилась, наседая на кормилицу, обернулась, вытолкала её и тихонько закрыла за собой дверь...

— А княжич Борислав? — В голосе Святослава прозвучало непонятное Ягубе беспокойство.

— Слаб княжич против Романа, — ответил боярин.

— То верно, — облегчённо вздохнул великий князь.

Они замолчали, перебирая каждый мысленно возможных врагов Романа.

— Глуп был Роман и супротивник мне, — снова заговорил великий князь. — Но он племянник Рюрика... Для Рюрика мне убийцу нужно сыскать, иначе не обелюсь перед всеми Ростиславичами. Должны быть следы, обязательно должны быть следы, не может быть такого, чтобы пять трупов — а следов не найти. Дознайся, Ягуба, дознайся...

— Скажи, государь, а список «Слова», который из библиотеки исчез... Его ведь наши монахи переписывали?

— Побывал уже? — ответил вопросом великий князь. И подтвердил: — Да, они.

— А где же изначальный список, который певец привёз с собой, с которого списывали? — допытывался Ягуба.

— Бог его знает, полагаю, вернули певцу. А ты спроси у Паисия;

— Я в избе той побывал, всё обыскал. Нет там ничего.

— Говорю же, спроси у Паисия.

— Нет у него рукописи, — сказал, как отрезал, Ягуба. — Что с отцом Паисием делать будем? Наказать?

— За что? — не понял Святослав.

— За ротозейство.

— Непременно.

— А может быть, простить вину монаху?

— Не улавливаю твою мысль.

Ягуба оживился вдруг и стал азартно объяснять:

— Здесь, государь, след может обнаружиться. Старик знает, что Вадимыслов список — единственный, всё, что осталось от повести, так?

— Так... — всё ещё не понимал Святослав.

— Он не успокоится, станет рукопись отыскивать. Отец Паисий — человек простодушный и сговорчивый, но ежели дело касается книг для твоей библиотеки, то настырен он и вездесущ, ему все пути книг на Руси ведомы. Так что, коли рукопись «Слова» сохранилась — мимо него не пройдёт. Вот когда он её отыщет, тогда я и нагряну, вроде бы невзначай, с другим делом. Уж такой-то след я не упущу.

— Я тебе сказал — отыщи убийцу. А как — твоя забота. Прилягу, устал я что-то. Стар я стал с тобой по-лисьи петлять. — Святослав поднялся и властно, с угрозой в голосе, которая не предвещала ничего хорошего — Ягуба знал это лучше всякого иного, — сказал: — Ты впредь всё прямо говори. А не то осерчаю, боярин, смотри...

Ягуба вышел из светёлки, пошёл по переходу, усмехнулся про себя: «Стареешь, Святослав, стареешь...»

После ухода Ягубы Паисий никак не мог заставить себя взяться за дело. Да и к чему? Не сегодня завтра его вернут в монастырь. Конечно, нужно бы посмотреть описи книг и рукописей, подготовить их для передачи новому смотрителю. Но не было сил, в голове метались обрывки строк из повести погибшего Вадимысла... Записать бы их, но даже на это сейчас Паисий был не способен.

Вошли непривычно притихшие переписчики — Остафий, Карп, Пантелей, — с ними незнакомый паренёк.

— Вот, отче, тебя спрашивал, — сказал Остафий.

Паренёк подошёл, робко представился:

— Данилка я, поводырь Микиты, может, помнишь меня, отец Паисий?

Паисий закивал. Данилку он несколько раз видел на постоялом дворе, куда забегал поговорить с Микитой во времена его приходов в Киев. Хоть и слепой, Микита удивительно хорошо знал, что и в какой библиотеке можно отыскать. Да и записывал Паисий не раз с его голоса сказы и былины...

— Микита тебя прислал? — спросил Паисий ласково. Паренёк был ему симпатичен.

— Убит Микита, отче, — ответил Данилка, и голос его дрогнул. — Вчера...

Он рассказал обо всём: и как княжич Борислав помог Миките и Марии пройти на пир, а ему, Данилке, сопровождать слепца, и как на дальнем конце стола, в гуще киевских гостей, никто не обратил внимания на известного в городе старого певца, как слушали они великого песнетворца, как пригласила их Мария переночевать, и как ворвались тати...