Святослав
Шрифт:
— Пракседа я, ключница княжьих теремов.
— Хвала Перуну, что он свел меня с такой высокою женою! Спасибо тебе, Пракседа, за все и за Малушу!…
Микула хотел, видимо, еще что-то сказать, но не успел и сошел с тропинки.
— Это наш княжич Владимир меня ищет, — промолвила Пракседа. — Княжич, а княжич? Я тут! — крикнула она.
По тропинке быстро шел юноша в белом платне, подпоясанный золотистым шнуром.
— Пракседа! — крикнул он. — Я хочу пойти на городницы. По Днепру лодии из Новгорода
Но, увидя, что Пракседа стоит не одна, он умолк и, убавив шаг, подошел к ним.
Микула стоял и смотрел на княжича. Так вот какой Владимир, сын князя Святослава! Здоровый юноша, с добрым лицом, ласковым взглядом…
— Кланяюсь тебе, княжич! — тихо промолвил Микула.
Но почему, взглянув в глаза Владимира-княжича, Микула вздрогнул? Ему показалось, что он давным-давно видел эти глаза, смотрел в них, знает…
Но это длилось одно лишь мгновение — Микула никогда и нигде не мог видеть княжича Владимира.
«Гляди, какие добрые глаза у князей!» — только и подумал Микула.
Пракседе же показалось, что и княжич Владимир слишком внимательно поглядел на холопа Микулу, сделал даже почему-то шаг вперед. Но опять это длилось лишь мгновение, княжич снова повернулся к Пракседе.
— Я пойду на стену, — сказал он.
— Ступай, княжич, ступай, — ответила Пракседа.
И Владимир, направившись к стене, медленно стал подниматься на городницу. Микула долго смотрел ему вслед. Вокруг него летали и гудели пчелы.
Вечером Микула рассказывал Мутору:
— Ну, теперь я все разузнал. Добрыня уехал по велению князя собирать воинов, дочь моя, Малуша, была на Горе, а сейчас работает у княгини в селе. Все теперь знаю, хвала Перуну… А что не повидались, то успеем в другой раз, после брани. Время терпит…
— А теперь, наверно, скоро будете выступать? — спросил Мутор. — Ждали, слышал я, новгородцев и воинов верхних земель. А ныне приплыли по Днепру и новгородцы, и чудь, и весь — разные земли. Ты погляди только, Микула, что творится на Почайне и Днепре!
— И верно, — согласился Микула, поглядывая на Почайну и Днепр, где стояли сотни лодий с диковинной резьбой и цветными ветрилами. — Немало, как вижу я, прибыло, велика наша Русь. Теперь и впрямь скоро двинемся. Спасибо тебе, брат мой, что пригрел в своей корчийнице! Когда-нибудь еще встретимся, поговорим…
— Почему когда-нибудь?
— А как же иначе?! Брань начинается, брат, и я иду!
— «Я иду»! — с досадой повторил Мутор. — Думаешь, мне легко, что ты идешь, а я — нет? Да разве только ты — вся земля поднялась, вся Русь…
— Кого князь кличет, тот и идет…
— Разве надо звать? — крикнул Мутор. — Слушай, Микула! Сам видишь, живется мне трудно. Кто я? Кузнец-кудесник. А что у меня есть? Погляжу вокруг — сердце надрывается… Кругом горы, Днепр как море. Любо мне все это: и город
— Любо, — задыхаясь, повторил Микула.
— Так как же я могу сидеть здесь, если вы уходите туда?
— Так ты пойдешь с нами?
— Пойду, брат, Русь зовет…
5
Вместе с воеводой Гудимой из далекого Новгорода вернулся и Добрыня. Новгородцы и вся словенская земля встретили их добром; побывали Гудим с Добрыней и у кривичей, поло-чан, мери, клич киевского князя долетел до Кеми, Корелы, Чуди — тьму людей привел с собой воевода Гудим в Киев-город. Большинство приплыло на лодиях, захватив с собою для далекой, трудной дороги все необходимое, многие другие спешили за ними пешие и конные.
Князь Святослав еще раз держал совет с матерью, пригласил на беседу воеводу Свенельда и брата Улеба.
— На Днепре половодье, — говорил князь, — и наши лодии пролетят через пороги, как птицы. Но, думаю я, надобно нам добираться к Дунаю не только по Днепру. Часть нашей рати пусть идет на конях и просто пеше через Тиверскую и Уличскую земли, а там соединимся и перейдем Дунай.
— Добро решил, князь, — согласился Свенельд, — чтобы с большими силами стать у Дуная. В поле пройдем спокойно, там ныне тихо, тиверцы и уличи дадут подмогу. Прикажи идти, не будем терять времени, княже!
— Еще об одном думаю, — продолжал князь, глядя в окно на берег Почайны, где видно было множество воинов, а на плесе стояли сотни прибывших из земель лодий. — Лодии через пороги поведу я, пешее же и конное войско пусть ведут князь Улеб с воеводой Свенельдом…
— Верно рассудил, княже, — согласился Свенельд.
— А может, лучше князю Улебу остаться в Киеве? — вмешалась в беседу княгиня Ольга. — Тебя не будет — кто останется править землями?
— Ты, мать-княгиня, будешь править, как и раньше, — ответил Святослав. — Негоже сынам Игоревым дома быти, аще люди их идут на брань. Так ли я говорю, брат?
Князь Улеб, который сидел, бледный и задумчивый, возле окна, громко ответил:
— Воля твоя, князь, и как велит наша мать-княгиня.
С этими словами он низко поклонился княгине Ольге и с какой-то мольбой и в то же время покорностью посмотрел ей в глаза.
— Будет так, как сказал Святослав, — промолвила Ольга.
– Я останусь оберегать Киев и земли.
— Тогда скоро и двинемся, — закончил князь Святослав.
– Велика наша земля, добрые в ней люди, не ждал я, что стол ко их придет на мой клич! Вот они, ждут у Днепра.
Стоя у окна, он как зачарованный долго глядел на ярко-з( леные, усыпанные весенними цветами горы, на голубые вод] Почайны и Днепра, на заднепровские леса и луки, на небо, п которому плыли нежные, почти прозрачные облака.