Святославичи
Шрифт:
– Заночуем здесь, - сказал Олег.
При виде вооруженного отряда из ворот укрепленного селения вышло около сотни бородачей с топорами и рогатинами в руках, у многих были луки и стрелы.
– Встречайте князя вашего, люди добрые!
– слезая с коня, сказал Регнвальд. Но при виде направленных на него рогатин смутился и попятился.
– Что это вы? С миром мы пришли к вам.
Из толпы плечистых бородачей выступил тощий старичок в белой заячьей шапке, надвинутой на самые глаза. У него был крючковатый нос и недобрый взгляд.
– Ты, что ли, князь?
– вызывающе спросил
– Не я, - ответил Регнвальд и обернулся назад.
– Олег, покажись!
Олег вышел вперед и встал рядом с Регнвальдом.
– Я Олег - князь суздальский и ростовский, - громко произнес он.
– С реки Москвы идут мои владения, отцом мне завещанные…
– Нет, княже, - прервал Олега старик в белой шапке, - где ты стоишь, то земля кривичей, то бишь наша. Сколь живу на свете, а князей над нами не было.
– Чьи же вы?
– удивился Олег.
– Вольные мы, сами себе принадлежим.
– Переночевать-то у вас можно, вольные люди?
– хмуро спросил Регнвальд.
– Отчего ж нельзя, чай, место не пролежите, - был ответ.
Оказалось, что зовут его Беляем и минуло ему уже восемьдесят лет. Среди старейшин селения он был самым старшим и мудрым. В живости ума деда Беляя Олег и Млава скоро убедились сами. Князя и княгиню он пустил на ночлег в свой дом, самый большой в селении.
Дом был сложен из бревен, возвышаясь на четыре локтя над землей и на три локтя уходя под землю. Глина, выброшенная при рытье, образовала перед входом полукруглый пригорок для защиты от вешних и дождевых вод. Небольшой двор был огорожен невысоким тыном.
В самом большом помещении дома была сложена печь-каменка с дымоходом, к этому помещению примыкали два других поменьше и коровник.
Кроме Беляя в его доме жили два его сына с женами и детьми. Дед безраздельно господствовал над всеми.
После сытного ужина Олег разговорился с хозяином дома, который при свете лучины чинил лапти. Млава гладила, посадив к себе на колени, пушистого лопоухого щенка.
– Долго живешь на белом свете, дедушка. Много, наверно, повидал? Может, помнишь, как проходил через ваши земли дед мой князь Ярослав Мудрый походом на Волгу, где основал город Ярославль.
Беляй отвечал со свойственной ему неторопливостью и прибаутками:
– Бабка моя тоже жила долго-, а умерла скоро. За свою жизнь она токмо город Суздаль и видела, но слыхать слыхала и про Муром, и про Новгород, и про Ростов. А про Ярослава Мудрого не слыхивали ни она, ни я. Видать, дед твой другой дорогой к Волге проходил, минуя Суздаль.
– Как же вы так живете, дедушка, старым богам молитесь иль не ведаете, что на Руси люди повсюду во Христа веруют, во единого Бога, - не сдержался Олег.
Он увидел в красном углу над печью полку, на ней стоял каменный столбик с остроконечной двуликой головой - бог неба Сварог. Рядом стояли другие божки из дерева и камня, неведомые Олегу.
Слезящиеся глаза Беляя с какой-то хитринкой взглянули на Олега.
– У нас в обычае так: всем богам по сапогам. А христиане повесят крест на шею и талдычат, что не в богатстве счастье. Зачем тогда священники десятину требуют?
– Закон того требует, - поправил Олег.
– Законы
Олег не знал, что возразить на это. Он заговорил о другом:
– От кого же вы свой род ведете, дедушка?
– Великий Предок породил нас. Он завещал нам долго жить, охотиться, возделывать землю и чтить старых богов, хранителей нашей земли.
– И много вас тут, вольных охотников и землепашцев?
– Да сплошь до самой Оки, - помедлив, ответил Беляй, - а вот у Ростова и на Волге уже поменьше будет. Как установили княжеский стол в Ростове, так князья и священники из года в год загоняют людей в неволю. И ты за этим же едешь, княже.
И опять Олег не знал, что сказать в ответ. Правота деда Беляя вставала перед ним с неизбежной очевидностью.
– Я не притеснителем еду в Ростов, - словно оправдываясь, произнес Олег, - но защитником от набегов инородцев, устроителем законного порядка, заступником сирых и слабых.
Дед Беляй снова усмехнулся.
– То-то в народе и сложилась присказка про таких вот «заступников», мол, бойся волка, бойся вьюги, бойся небесного огня, а пуще всего бойся - князя! Отберет князь зернышко - голоден будешь; веточку потребует - без дома останешься; а напиться попросит - всю кровушку твою выпьет. Вот так-то.
Олег и Млава переглянулись. Млава склонила голову к плечу, поведя изогнутой бровью: «Идем-ка спать!»
Князю и княгине Беляевы снохи приготовили постель на помосте напротив печи, куда вели две земляные ступеньки.
Скрытые за медвежьей шкурой, висевшей на крюках, вбитых в потолочную перекладину, Олег и Млава разделись и улеглись на льняную простынь, укрывшись одеялом из заячьих шкурок. Вместо подушек у них под головами оказались мягкие меховые валики.
Коснувшись тела супруги, Олег вдруг ощутил в себе необычайный прилив вожделения. Среди неудобств долгого пути он совсем позабыл о своих мужских желаниях да и Млава не напоминала ему об этом. Дорога выматывала ее еще больше. Вот почему она с нескрываемым удивлением восприняла молчаливый призыв супруга в месте, по ее мнению, не совсем удобном для этого. Совсем рядом чихал дед Беляй, разжигавший новую лучину. Кормила щенка молоком одна из снох, что-то ласково приговаривая. У печи колол дрова старший сын Беляя, увалень лет сорока пяти.
Однако настойчивость Олега пересилила стыдливость Млавы, и она позволила мужу снять с себя тонкую сорочицу. Поцелуи Олега возбудили Млаву, и она отдалась ему, прикрыв рот тыльной стороной ладони, чтобы сдержать рвущиеся наружу сладостные стоны.
Дальнейшее случилось так внезапно, что породило немую растерянность не только счастливых любовников, но и тех, кто вдруг увидел, чем они занимаются. Медвежья шкура с шумом сорвалась с одного из крюков, повиснув на другом. Млава залилась пунцовым румянцем и закрыла лицо ладонями. Олег не посмел подняться, дабы не открывать посторонним взорам наготу супруги.