Святой Бернард и дух цистерцианцев
Шрифт:
Первая загадка, которая встает перед нами – это невероятный поток кандидатов, приходивших в клервоский монастырь. То, что Бернард принимал всех приходящих, совершенно нормально. Но не старался ли он привлечь (если не сказать: заманить), а потом истребовать к себе и других, с настойчивостью, а иногда даже с бесцеремонностью, которые трудно назвать бескорыстными? Отрицать этого нельзя. Например, его отношение к Филиппу де Харвенгту, приору монастыря регулярных каноников Бон Эсперанс (Благой Надежды), в связи с одним монахом той обители, перешедшим в Клерво без благословения своего настоятеля, трудно назвать безупречным. Были и другие случаи, когда ради желания видеть христиан, уже имеющих иные обязательства, служащими Богу в его воинстве, Бернард пользовался своим влиянием и обаянием, которым было трудно противостоять, о чем он прекрасно знал. Он действовал таким образом не только по отношению к монахам других орденов, но, вероятно, и внутри Ордена
По его мнению, всякий христианин слышит внутри себя, как голос Божий зовет его оставить грех и устремиться к любви, которая откроет пути молитвы. Этому призванию присущи своя динамика и свое развитие: оно неотступно и побуждает к непрерывному росту. Недостаточно ответить на него единожды; оно требует от человека все возрастающей верности, которая предполагает неустанные усилия. Исполнить его можно двумя путями: не принимая монашество и в монастыре. Первый путь – путь епархиального духовенства и мирян. Бернард гораздо больше, чем иногда думают, допускает возможность освящения вне монашеского пути. Мирянам следует любить Бога и ближнего и воплощать эту любовь на практике, прежде всего в конкретных делах милосердия. Можно спастись, не следуя евангельским советам бедности, целомудрия и послушания, но нет спасения без любви. Для священников в миру спасение тоже возможно, но труднее. Доказательством их любви к Богу и к ближнему должно стать их ревностное служение душам, которое и есть свойственное их состоянию дело милосердия; ведь без любви и милосердия пастырской жизни не может быть. Но где эти любовь и милосердие стяжаются надежнее всего?
Бернард отвечает: в монастыре. Монашеское призвание – лучшее средство исполнить то двойное требование, которое благодать запечатлевает в сердце каждого христианина: стремление к личной святости жизни и причастность жизни Церкви. Христианская жизнь есть «закон» Божий, действующий в душе и побуждающий человеческую волю искать такого состояния жизни, которое наиболее благоприятствует раскрытию души. Монашеское призвание – одна из форм воплощения этого всеобщего призвания, но «удобнейшая». Те, кто слышит в душе призвание к уходу в монастырь, обязаны ему внять, а затем хранить верность и постоянство, чтобы духовно преуспеть на избранном пути. Так, между вступлением в Церковь через крещение и вступлением на небеса через смерть перед человеком открыто множество дорог. Самая узкая из них – самая надежная.
Что же касается установлений, которые регламентируют состояния жизни, они необходимы и их следует соблюдать. Однако они подчинены духовному развитию каждого отдельного человека. Именно этим чувством многообразия харизм во многом объясняется отношение Бернарда к монахам, желавшим перейти в другой монастырь, чаще всего – поступить в Клерво. Нередко он пытался заранее отрезвить их, а если они приходили, отправлял назад. Ему приходилось напоминать о принципах действующего предания и права, не слишком благоприятствовавших подобным переходам. Но, когда люди настаивали, он принимал их, не желая противиться тому, что называл действующей в них libertas Spiritus, свободой Духа. «Часто, – пишет он в своем 82-м послании, – попытка жить более суровой жизнью умиротворяет беспокойные умы, не довольствовавшиеся состоянием, в котором они пребывали прежде».
И если они проявляли упорство и постоянство на новом пути, это свидетельствовало о том, что они следуют своему призванию, требования которого открываются постепенно. Установления и предписания должны быть настолько гибки, чтобы не препятствовать, а помогать этим растущим исканиям Божественного абсолюта. После смерти святого Бернарда и благодаря его влиянию каноническое законодательство, касающееся перехода из одной монашеской семьи в другую, было смягчено, и таким оставалось на протяжении дальнейшей истории Церкви.
Формация
Как Бернард воспитывал своих послушников? Наставлял ли он своих монахов? Его писания дают возможность увидеть содержание его учения, но способ, каким он его преподавал, остается в тени.
Безусловно, он говорил о тех же вещах – христианских тайнах, требованиях любви и милосердия, – какие занимали его, когда он писал свои труды, в столь утонченном стиле, что не может быть и речи об импровизации. Его слушатели, скорее всего, не в состоянии были по-настоящему понять или оценить его. У него были в высшей степени ясные представления о монашеских обязанностях, особенно о том, что касается послушания, которое он считал возможностью проявить любовь,
Но для того, чтобы ежедневно передавать учение обычным монахам, этот необычный аббат находит удивительно простой язык! Доказательством тому служат многие тексты, от публикации которых автор воздержался. Однако это не помешало слушателям сохранить план, а иногда даже черновые варианты некоторых из них, явно отличающиеся от торжественного слога произведений, предназначавшихся к публикации. В этих случаях он дает волю своему воображению: сочиняет истории и притчи, выдумывает персонажи и их диалоги. Как-то он сравнивает отличительные черты монашеской жизни с четырнадцатью свойствами человеческих зубов.
В другой раз он рассказывает об ангельских хорах, приветствовавших Господа в день Его Вознесения. В третьем случае развивает тему семи слов, которые произносит в Евангелии Пресвятая Дева.
В четвертом – подробно останавливается на символике семи омовений Неемана. От этих красочных речей сохранились лишь сдержанные упоминания в опубликованных проповедях. Но «изречения», «краткие проповеди» или своего рода репортажи, написанные учениками, донесли до нас полный или сокращенный текст этих удивительно живых дружеских бесед. Нетрудно понять, какое приятное впечатление производила его проповедь: quam iucunda, – говорит Готфрид Оксеррский, и настойчиво подчеркивает это жизнерадостное и даже, можно сказать, веселое благочестие (iucunda devotio), о котором сам Бернард не раз говорил в своих сочинениях.
Управление братской общиной
Он наставлял собратьев очень человечно; humano quodam more, – скажет тот же Готфрид Оксеррский. Так же он управлял и монастырем. В противном случае трудно объяснить, почему столькие люди приходили к нему, оставались и очень страдали, если их переводили в другие, отдаленные монастыри. Вот один пример из повседневной жизни в Клерво, который не нуждается в комментарии. Он достаточно ясно показывает, как много было у Бернарда человеческой слабости и как велики были его смирение, послушание Уставу и любовь ко всем. В 70-м послании он пишет аббату монастыря Тре Фонтане (Трех Источников): «Для примера я расскажу тебе нечто похожее, что со мной некогда произошло. Это было тогда, когда еще жив был мой брат Варфоломей. Однажды он вызвал мое недовольство. Дрожа от гнева, я с угрожающим видом сурово велел ему покинуть монастырь. Он тотчас вышел, отправился на одно из наших гумен и там оставался. Узнав об этом, я хотел позвать его, но он поставил мне условие: он согласен вернуться, если его примут достойно его положения; не как уничиженного и беглеца, а как человека, которого отправили неразумно и без суда. Он утверждал, что не должен подчиняться процедуре Устава, предусмотренной для возвращения, поскольку не была соблюдена процедура выдворения. Я, не будучи уверен в своем собственном суждении по поводу его ответа и моих собственных действий из-за связывавших нас кровных уз, предоставил решение этого дела братии.
В мое отсутствие они решили, что его возвращение не должно подчиняться правилу Устава, потому что выдворение было совершено явно не по правилу».
Этот случай описан в одном из текстов, где Бернард призывает своего адресата к прощению. Таких увещаний в его переписке немало. В двенадцати посланиях (55, 70, 84, 86, 101, 102, 297, 399, 400, 414, 417, 445) он заступается за монахов, покинувших свой монастырь под тем или иным предлогом, чаще всего по легкомыслию. Число таких «беглецов», как их называли, было довольно значительно. Когда они возвращались – что делали почти все, – их иногда с трудом принимали обратно. Монахи разных орденов обращались за помощью к Бернарду, и он ходатайствовал о них. Например, в конце 414-го послания к монаху Алару, изгнавшему одного послушника, он пишет: «Итак, прошу тебя, пусть то, чего этот брат не смог добиться от тебя своими собственными молитвами, он добьется хотя бы нашими, раз уж он так далеко отправился, чтобы заручиться ими». Бернард был непревзойденным мастером писать рекомендательные письма, утешительные и миротворческие послания.
Конец ознакомительного фрагмента.