Святой Камбер (Легенда о Камбере Кулдском - 2)
Шрифт:
– Я был бы разочарован всякой поблажкой.
– Ладно. Мы поняли друг друга. Из того, что ты говорил, я сделал вывод, что по крайней мере Йораму известна правда о тебе.
– Йорам ожидает твоих распоряжений. Эвайн и Рис тоже. Больше никто не знает истины. Энском кивнул.
– Свидетелей не так много. У тебя их могло быть много больше. Придется утешиться, что все присутствующие безусловно желанны, - он продолжил, помолчав:
– Тебе больше нечего сказать, не так ли? Для одной ночи было довольно сюрпризов.
– И еще
– Ты меня пугаешь.
– Вопрос в имени, - быстро добавил Камбер.
– Возможно, тебе покажется пустым, но я хотел бы в новом духовном звании сохранить свое диаконское имя.
– Кирилл? Не вижу в этом ничего предосудительного. Ты ведь и прежде часто использовал его как второе имя, не правда ли? Кроме того, об этом никто не будет знать, кроме нас и твоих детей.
– Мне бы также хотелось прибавить это имя во время рукоположения в епископы. Ведь я вправе принять вместе с новым саном и дополнительное имя.
Энском поднял бровь.
– Тебе хочется присоединить это имя к имени Алистера? А не поможет ли это каким-нибудь дотошным умам приблизиться к истине, сложить единую картину?
– А что можно сложить?
– возразил Камбер.
– Легко объяснить решение данью памяти старому другу.
– А вдруг объяснения не удовлетворят?
Камбер пожал плечами.
– Как священник и епископ, хранящий секреты исповеди, я не могу быть подвергнут считыванию мыслей, если ты как архиепископ не потребуешь этого. Другого пути доказать, что я не Алистер Каллен, нет.
– Это ты так думаешь, - пробормотал Энском.
– Будь по-твоему, настаиваешь, так и сделаем.
Он остановился в проеме дверей, сделавшись темным силуэтом на фоне огня свечей в соседней комнате. Его ночная рубашка и взъерошенные волосы никак не вязались с торжественной решимостью лица.
– И последнее, прежде чем я оставлю тебя наедине с твоей совестью и пойду заниматься приготовлениями. Очевидно, ты обдумал все заранее. Может, хочешь провести посвящение в каком-то определенном месте? Разумеется, в соборе, как должно, церемония в любом случае не состоится.
– Да, в михайлинской часовне, где мы провозгласили Синила законным наследником престола. Место вполне подходит. А ты как думаешь?
Глава 16
Ибо всякий первосвященник, из человеков избираемый, для человеков поставляется на служение Богу, чтобы приносить дары и жертвы за грехи.
Послание к Евреям 5:1
Двумя часами позже часовня была приготовлена. Пустовавшая уже год (со дня Реставрации Халдейнов), она была наскоро вымыта и обставлена Рисом и Эвайн под наблюдением Йорама. Камбер - главное действующее лицо драмы, которая должна была вот-вот начаться, - еще не видел ни часовни, ни детей.
Вот уже битый час он расхаживал в маленькой комнатке перед часовней. Было холодно, в долго пустовавшей комнате успели убрать пыль, а времени разводить огонь не нашлось. Переодевшись, он ждал своего часа в относительной чистоте, но согреваться мог у огонька единственной свечи. Она мерцала на столе над разложенным облачением священника. Протягивая ладони к огню, Камбер понимал, что зябко ему от нетерпеливого волнения - человеческое начало одерживало в нем верх над деринийским. Он досадовал на себя и все никак не мог унять страхов и сделать тепло послушным.
Разум и многолетняя тренировка почему-то не помогали. Верно, все соискатели священного сана переживали подобное в преддверии решительной минуты.
Ведь он теперь-то в самом деле подготовлен. В душе, измученной непрестанной борьбой, воцарился мир, и знания, необходимые священнику, заняли место в мозгу. Слава Богу, деринийские способности воспринимать неведомую премудрость не подвели, да и память Алистера была немалым подспорьем.
До появления у дверей часовни Камбер провел час с Энскомом, изучавшим канонические тексты с описанием канонического обряда посвящения. Сначала один, а потом другой - список с очень древнего оригинала, как он пояснил Камберу. Архиепископ решил, что эта форма ритуала более подходит для дерини, особенно таких, как Камбер.
Еще час был потрачен на пребывание в себе. Камбер взвешивал и судил каждое свое слово и движение, сознавая, впрочем, что тщательная ревизия памяти требует больше времени. Что-то могло ускользнуть или остаться незамеченным в глубинах мозга.
Сейчас, как воинская перевязь, его перепоясывал орарь - диаконская епитрахиль синего цвета с колечком и белым шнуром на конце. Тело от горла до пят скрывалось под стихарем. Когда же он впервые надел диаконское облачение? Неужели сорок лет прошло?
Задумчиво поглаживая шелковый орарь, Камбер повернулся к столу. Эта белоснежная риза, которую он наденет... Она - символ достоинства духовного лица. Восковая свеча лежала рядом. Ее он внесет в часовню перед началом обряда, и увидит Всевышний, что чисты помыслы раба его перед алтарем Господним.
Внезапный стук в дверь оглушил его.
Неужели пора?
В комнату бесшумно проскользнул Йорам с горящей свечой в руке, В его глубокой озабоченности угадывалась и сдерживаемая радость. Не отрывая глаз от сына, Камбер, повинуясь порыву, шагнул ему навстречу. Они остановились лицом к лицу, посмотрели друг на друга и увидели новыми глазами.
Скоро их навеки свяжут не только кровные узы. Камбер, осознав это, вздрогнул, Йорам поспешно поставил свечи на стол и обнял отца - подумал, что запоздалые страхи все еще мучат его.
Камбер прижал сына к себе, поглаживая золотистые волосы, как делал это, когда Йорам был ребенком, отстранился и встретил его встревоженный взгляд.
– Я не боюсь, сынок, - сказал он, так жадно вглядываясь в лицо юноши, чтобы запомнить каждую деталь, - Правда, не боюсь. Ты думал, мне страшно?
Йорам гордо повел головой. Несмотря на все усилия, его глаза наполнились слезами.