Святой конунг
Шрифт:
На следующий день Харальд пришел к Кальву и сказал, что хочет жениться на Хелене.
Кальв ответил, что не имеет ничего против и что пусть девушка решает сама. При этом он заметил, что Харальду не мешало бы все хорошенько обдумать, чтобы потом не раскаиваться. Но Харальд ответил, что между ним и Хеленой дело уже решено.
На том они и порешили.
Кальв, тем не менее, не был очень рад этому.
— Хелена слишком много знает, — сказал он Сигрид, — а женщина легко может проболтаться своему мужу обо всем. Лучше бы ей оставаться незамужней.
На это Сигрид ответила, что ему не следует опасаться Хелены.
Но когда Сигрид заговорил со священником Энундом о Харальде и Хелене, ей показалось, что его вовсе не обрадовал предстоящий брак.
— Я-то надеялся… — сказал он, но так и не закончил свою мысль, и Сигрид так и не узнала, на что он надеялся.
Но куда более явно, чем Кальв и священник Энунд, выражала свое недовольство Рагнхильд, мать Харальда.
Она сказала, что вовсе не заслуживает того, чтобы сын приносил ей подобные огорчения.
И она изливала свои жалобы всем, кто хотел ее слушать.
В начале зимы королева Альфива снова созвала тинг в Эйрене. Но на этот раз Кальв остался в Эгга, и никто из Внутреннего Трондхейма на тинг не поехал.
И не прошло и двух недель, как от Эйнара Тамбарскьелве пришло известие о том, что король, королева и остальные датчане подались на юг. Он просил Кальва приехать в Каупанг, чтобы решить, что делать дальше.
Сигрид и дети поехали вместе с ним. Она обрадовалась, узнав, что Бергльот дочь Хакона тоже в городе; встреча их была сердечной.
Эйнар и Кальв долго беседовали наедине, а Сигрид и Бергльот были предоставлены все это время самим себе.
Бергльот не скрывала своей радости.
— Наконец-то мы расквитались с Альфивой, — сказала она. — Теперь, надеюсь, она поняла, как мало пользы принесла королю Кнуту своими лживыми советами…
— Да и сама она мало что выиграла от них, — добавила Сигрид.
— Оба они принесли мало радости королю Кнуту, — с удовольствием заметила Бергльот. — Ему ничего не осталось, как отправиться в Англию. Я слышала, что он собирается поделить страну с сыновьями короля Этельреда; он стал более покладистым после того, как ярл Руда обещал помочь им снова завладеет страной. И Кнуту придется рассчитывать на самого себя, если удача от него отвернется.
Сигрид не могла удержаться от замечания по этому поводу.
— Да, — сказала она, — он старается отделаться от всего, что мешает ему. И он наверняка причастен к смерти Эрика ярла…
Бергльот вскочила, словно ее укусила змея.
— Что ты сказала?
— Это всего лишь слухи… — попыталась успокоить ее Сигрид. Но когда Бергльот стала у нее выпытывать, что и как, ей пришлось рассказать ей, что слышал Кальв в Англии.
Бергльот долго сидела молча. А потом заговорила совсем о другом.
— Во всяком случае, за спиной Эйнара стоят крестьяне, — сказала она. — Летом он встречался с людьми со всего Трондхейма, чтобы заручиться их поддержкой.
— Это хорошо, — сказала Сигрид; теперь она лучше понимала, почему на тинге Эйнар был таким смелым. И они завели разговор о торговле в Трондхейме.
Вечером, лежа в кровати, Сигрид рассказала Кальву о своей беседе с Бергльот.
— Было с твоей стороны неразумно говорить с ней о смерти Эрика ярла, — выпалил он. — Если бы Эйнар хотел, чтобы она узнала об этом, он бы сам рассказал ей все.
— Но ведь ты не боишься Эйнара?
— Нет. Но ты должна помнить, что, прежде, чем метать собственные стрелы, мне нужно отстоять свои права перед человеком, сражавшимся при Сволдре.
Сигрид стало не по себе.
— Надеюсь, я не причинила тебе большого вреда, — сказала она.
— Я тоже надеюсь; но Эйнар коварен.
— Ты в чем-то не поладил с ним?
— Ему не нравится, что в вопросе о власти я отвечаю силой на силу; он сам претендует на первенство. Я уважаю его опыт, но придерживаюсь мнения о том, что мы с ним ровня.
— Что между вами может быть общего? — поинтересовалась Сигрид. Но она так ничего и не узнала об этом, проклиная свою болтливость в беседе с Бергльот. Она подумала, как трудно придержать язык, когда с тобой разговаривают так откровенно. И она решила, что впредь ей надлежит вести себя осторожнее.
И только вернувшись в Эгга, Сигрид узнала, о чем говорили Кальв и Эйнар. Кальв сказал, что речь шла о возвращении из Гардарики Магнуса Олавссона и о том, чтобы сделать его королем Норвегии.
— За сыном святого Олава пойдет вся страна, — сказал он. — И король Кнут уже не сможет подчинить себе Норвегию.
— Призывая Магнуса вернуться домой, вы, конечно же, ожидаете для себя хорошей награды, — глубокомысленно заметила она. — Думаю, он простит тебя за то, что ты сражался против его отца.
— Мы тоже на это надеемся, — улыбнулся Кальв.
Но разве Свейн уже покинул страну?
— Еще нет, но осталось ждать совсем недолго, когда он отправится в Данию или в Англию. В одном можно быть уверенным наверняка: больше он не осмелится показаться в Трондхейме.
— Я слышала, что король Кнут поссорился с ярлом Руда.
— Это в самом деле так. Король Кнут лежит теперь больной в Англии и со дня на день ожидает высадки на берег Роберта Руда и сыновей Этельреда. Так что со стороны отца Свейну не приходится ждать поддержки.
В течение зимы Кальв часто ездил в Каупанг, чтобы посоветоваться с Эйнаром Тамбарскьелве и другими хёвдингами.
И наконец на исходе зимы они сумели договориться. Кальв добился того, чего хотел: они стали выступать с Эйнаром на равных. Они оба и еще несколько человек решили отправиться весной в Гардарики, чтобы вернуть Магнуса домой.