Святой нашего времени: Отец Иоанн Кронштадтский и русский народ
Шрифт:
Иоанновское братство
8 сентября 1909 г. начала свою работу новая организация — «Иоанновское братство». Ее создатели ставили себе целью увековечение памяти о. Иоанна, в первую очередь составление его жития и учреждение благотворительных организаций, названных его именем. Как и ранее иоанниты, «Братство» не поддерживало ни одно из учреждений, открытых самим о. Иоанном, будь то Дом Трудолюбия или монастыри. Связь «Братства» с ультраправыми политическими организациями очевидна. Так, статья 4 Устава организации гласила: «В составе Братства могут пребывать Православные русские люди, свято блюдущие присягу на верность Помазаннику Божию Императору и Самодержцу Всероссийскому и отвергающие лжеучения материалистов, социалистов, революционеров и масонов»{775}. Именно потому, что МВД решило считать «Братство» прежде всего организацией политического и консервативного толка (как и «Союз Михаила Архангела»), а о. Иоанна — скорее филантропом, нежели религиозной фигурой, оно одобрило тот факт, что «Братство» зиждется на светских основаниях{776}. Однако стоило
На поверку обнаружилось, что «Братство», вопреки требованиям Устава, не учреждает ни одной образовательной или благотворительной организации, а преследует главным образом религиозные цели. Согласно данным полицейского расследования, в период с 20 сентября по 1 октября в «Братстве» должны были читаться еженедельные лекции с такими названиями: «О Суде Божьем», «О соблазне и переходе в другую веру» и тому подобные. Более того, во время собраний «Братства» регулярно читались антисектантские проповеди, в которых обличались баптисты, пашковцы и Фредерик Уильям Фаррар, английский религиозный писатель тех лет, однако защищались иоанниты. Как только петербургским властям, отвечающим за функционирование обществ, стало известно об этом «отклонении от первоначально заявленной цели организации», они приказали закрыть «Братство»{777}.
Сумерки иоаннитов
Кроме того что в 1908 г. на миссионерском съезде в Киеве иоаннитов объявили сектой, а в 1909 г. закрыли «Братство», их постигли и другие неудачи. 2 января 1910 г. скоропостижно скончался Николай Большаков. Было создано Общество памяти отца Иоанна с недвусмысленной целью — охранить его «светлое имя и деяния» от злодеяний иоаннитов. Полиция продолжала караулить любое проявление активности со стороны иоаннитов, утверждая, в частности, что следы их деятельности обнаружены в Санкт-Петербургском гарнизоне. Создавалось ощущение, что движение иоаннитов выдыхается{778}.
Однако дело обстояло иначе. В 1909–1913 гг. поток людей, распродававших свое имущество и уходивших жить в иоаннитские общины, возглавляемые местными «пророками», не иссякал{779}. Поступали сведения, что иоаннитские проповедники обнаруживались в таких далеко отстоящих друг от друга регионах, как Вологда, Владимир, Пятигорск, Кисловодск, Самара, Саратов и Минск{780}. Теперь, после смерти о. Иоанна, их проповеди стали как никогда разнородными. Одни предсказывали, что Николая II скоро убьют и что вместо него воцарится Антихрист в обличье Льва Толстого (или Сергея Витте){781}. Другие настаивали на публичных дебатах с Толстым; третьи проповедовали запрет на брак и мясную пищу, но при этом выступали за свободную любовь{782}. Крестьянин Федор Лободин при помощи книги под названием «Толкование Евангелия», которую, по его словам, благословил о. Иоанн, исцелял и изгонял нечистую силу из воронежских крестьян{783}. Вместо о. Иоанна появились новые «иисусы» — Чурсиков в Петрограде, Колосков в Москве, Стефан Подгорный на Украине{784}. Было создано общество трезвости, члены которого назвались «Ивановскими братцами»{785}. Деятельность иоаннитов была столь разнообразна, что некоторые газеты выдвинули следующую гипотезу: ивановские братцы, иоанниты, баптисты и адвентисты стремились сформировать антиправославный фронт, направленный главным образом против православных миссионеров{786}.
Власти по-прежнему пребывали в замешательстве. Когда местные чиновники запросили центральные органы, какие меры следует предпринимать в отношении иоаннитов, то получили удивительное количество противоречивых указаний. К примеру, в записке от 28 марта 1910 г. чиновники Департамента духовных дел и иностранных исповеданий, отвечая на запрос губернатора Томской губернии, как действовать в отношении недавно обнаруженных иоаннитов, порекомендовали ему:
«Т. н. иоанниты, поскольку таковые до настоящего времени изучены, не сформировались до сего времени в какую либо секту с отличным от Православной Церкви догматическим или каноническим вероучением… [они] являются, насколько удалось выяснить, лишь своего рода благочестивою организацией, преследующей цели нравственного самоусовершенствования и вдающейся отчасти в экзальтацию. Поэтому к данному явлению на местах надлежит относиться не с религиозной, но исключительно с общегражданской точки зрения»{787}.
В 1911 г. в аналогичной ситуации гофмейстер двора ответил Тобольскому губернатору не менее изворотливо, указывая, что иоанниты — не секта, а благочестивая группа людей, единственная цель которых — прославление о. Иоанна. Он добавлял, что после принятия нового закона в 1906 г. прежний закон о цензуре считается аннулированным и что издания иоаннитов нельзя преследовать на этом основании{788}.
Возможно ли, чтобы мнения представителей МВД и Императорского двора настолько отличались от точки зрения, выраженной Синодом и постановлением 1908 г.? Очевидно, того факта, что Синод одобрил решение Всероссийского миссионерского съезда, прошедшего в Киеве в 1908 г., оказалось недостаточно. 12 апреля 1912 г. собралось специальное заседание Синода, посвященное исключительно проблеме иоаннитов. Теперь иоаннитство официально признали сектой, подобной хлыстам; Киселева, Пустошкин, Назарий и Жеденов были призваны к ответу; для православных были подготовлены специальные разъяснительные заявления{789}.
И хотя после 1990 г. начинается молчаливая реабилитация иоаннитов (путем включения их литературы в общий религиозный дискурс эпохи), на закате Российской империи они однозначно воспринимались как угроза и для о. Иоанна, и для православия в целом.
В итоге можно заключить, что иоанниты — одно из многочисленных и популярных религиозных движений, стремившихся вернуть «истинную» веру и пробудить людей перед лицом неминуемого конца света{791}. В контексте России конца XIX — начала XX в. они представляли собой часть более широкой националистической, ультраправой реакции на модернизацию и секуляризацию. Характерным их отличием от других сект, которые также ожидали наступления тысячелетнего царства Христа, было то внимание, которое уделяло им общество, поскольку иоанниты претендовали на роль «истинных» последователей о. Иоанна. Действия иоаннитов, таким образом, неизбежно отражались не только на самом пастыре, но и на всем православии, что в итоге внесло свою лепту в общий кризис идентичности Православной церкви самодержавной России.
Глава 7
ПРАВОСЛАВНАЯ ПОЛИТИКА, САМОДЕРЖАВИЕ И РЕВОЛЮЦИОННОЕ ДВИЖЕНИЕ
Наделение о. Иоанна свойствами «заступника» повлияло на него не только духовно, но и политически, ибо его слава совпала по времени с подъемом революционного движения. Цареубийство 1881 г. и революционные события 1905–1907 гг. привели к тому, что о. Иоанн оказался одним из апологетов «Православной России» — начиная с 1880-х годов пророческий аспект его служения вышел на первый план. Его приходом фактически стала вся Российская империя. Его пастырские обязанности превратились в политические. Он начал активно отстаивать существующий политический и религиозный строй и направил все силы на отражение угроз, исходящих, по его мнению, от Льва Толстого и от радикальной интеллигенции. Знаменательный факт поддержки пастырем ультраправых стал его клеймом на долгие десятилетия, затмив другие аспекты его биографии вплоть до конца XX в. Более того, поскольку о. Иоанна считали святым, своим поведением он провоцировал многих россиян задаться вопросом, подразумевает ли приверженность православию и православным святым также и приверженность самодержавию. Обнажились противоречия между сторонниками отделения Церкви от государства и теми, кто по-прежнему отстаивал византийский идеал симфонии духовной и светской властей. Острее стала ощущаться пропасть между светским и религиозным, а также между человеческим и Божественным правом. Принимая решения, имеющие далеко идущие последствия для православия, о. Иоанн в каждой альтернативе избирал исключительно второй вариант.
Міровоззрение о. Иоанна всецело определялось его представлениями о том, какой должна быть Россия. Его взгляды включали в себя несколько характерных черт: истинная жизнь христианина — на небесах, а не на земле, все люди равны перед Господом, а міръ (по крайней мере, Россия, крупнейшая православная страна) должен управляться по православным принципам. Эта концепция христианского миропорядка определила социальные и политические взгляды пастыря.
Самой важной чертой концепции о. Иоанна было представление о том, что истинная жизнь верующего совершается не на земле, а на небесах; земная жизнь — это в лучшем случае тень грядущей вечной жизни. До убийства Александра II о. Иоанн занимался практическими делами и был далек от политики. Размышляя об общественном устройстве, он уповал на воплощение христианских идеалов любви к ближнему и духовного равенства. В ранний период своего священства он, в противоположность славянофильским представлениям о России как о единственной родине православия, «естественной, простой и гармоничной», в принципе отвергал понятие «избранной» страны; батюшка не идеализировал ни одно политическое устройство, будь то современная ему Россия или Византия{792}. В 1850—1860-е годы в его дневниковых записях практически не встречаются политические комментарии. Когда же о. Иоанн упоминал царя, это было большей частью непроизвольно: в церковных произведениях (и в русской жизни) образ царя был настолько вездесущ, что казался естественным примером, иллюстрирующим определенные принципы: «Как в присутственных местах постоянно пишется и произносится в указах имя Царского Величества, так в храме, который есть место особ, благодати, присутствия Божия, постоянно призывается имя Бога в Троице»{793}.
Отношение к власти в целом и к царю в частности у о. Иоанна, как и у многих россиян, изменилось после убийства Александра II 1 марта 1881 г. Это событие стало поворотным в представлениях пастыря о роли правителя и стабильности в российском обществе. Впервые он упоминает о цареубийстве в короткой записи от 2 марта, сообщая, что получил «страшное известие о убиении Государя Императора торпедою, во время след. Его в санках…». Сначала он пытался осмыслить событие с христианской точки зрения. Это побудило его подумать о силе покаяния и написать о террористах: «ведь и убийцы Господа, если бы они покаялись, спаслись бы» — кстати говоря, аналогичную позицию высказали Толстой и другие авторы письма Александру III с просьбой простить убийц{794}. Однако немногим позже о. Иоанн прибег к эпическому стилю и заговорил о возмездии свыше: «налетели злые и хищные коршуны на нашего незлобивого Государя и растерзали его; и с ним других неповинных, и протекли потоки крови мученической. Да воздаст им Господь — этим коршунам в человеческой коже, по делам их, а убитым да даст венцы нетления»{795}.