Святой нашего времени: Отец Иоанн Кронштадтский и русский народ
Шрифт:
В последующие дни о. Иоанн всецело предался размышлениям о скрытом смысле этого цареубийства для России и об участи государя в будущей жизни. Он отказался от учебного плана и на занятиях зачитывал ученикам выдержки из газетных статей о гибели императора. Он трактовал это убийство с религиозной точки зрения — как крест, который необходимо нести, и, возможно, как способ искупить ранее совершенные императором ошибки. Для о. Иоанна, пытавшегося как-то осмыслить цареубийство, Александр II стал фигурой в чем-то аналогичной Христу, умершему людских грехов и спасения ради:
«Ужасное злодейство у нас; убит возлюбленный Государь наш злейшею рукою. Но где же Господь? Почему не избавил Его? Забыл ли Он нас? Нет, не забыл, и не отвратил Он.
Несмотря на этот вывод, о. Иоанну, при его прочной вере в силу литургической молитвы, было нелегко смириться с тем, что Бог мог попустить убийство «покровителя Церкви… о котором она ежедневно приносила Богу прилежное моление о державе, победе, мире, здравии», особенно если учесть, что так недавно вся Россия «особенно молилась по поводу избавления его от смерти чрез злодеев…» (имеются в виду предыдущие покушения на жизнь Александра II). Он писал в смятении и муке, обрывая себя на полуслове: «Ужели Господь не услышал молитв Церкви… услышал, и принял…»{797}.
Конечно, не только о. Иоанн провозгласил Александра II мучеником. В том же ключе высказывались многие. К примеру, в «Московских ведомостях» царя называли религиозными эпитетами: «Царь-Мученик» и «Царь-Страдалец». Историк Татищев сравнивает Александра с «добрым пастырем, положившим жизнь за своих овец»{798}. Воплощением подобных религиозных и мифологических представлений стал проект строительства храма на месте убиения императора{799}. Таким образом, голос о. Иоанна тонул в общем консервативно-монархическом хоре. Для него, как и для читателей «Московских ведомостей», был только один шаг от признания царя мучеником до провозглашения его гибели нравственной трагедией для России и до отождествления его убийц с нравственными врагами России — всеми теми, кто угрожал Православной Руси. Несмотря на то что о. Иоанн и до гибели царя не считал Россию очень христианской страной, убийство Александра II явилось для него знамением нравственного кризиса России:
«Что же это такое? Открытая дерзкая война своих против своих, против Царя и всех его подданных? Ибо здесь все поражаются, если не физически, то нравственно, сердечно… Но, дерзкие и слепые, они воюют сами против себя… истребляют свое преступное, злое семя — семя антихриста. Да, антихриста: ибо они его дух. Они воюют против всего, что священно для всех христианских народов и царей; свергнув царей, они хотят водворить безначалие и грубый произвол, безверие, безнравственность, бесправие, страх и ужас. Но не удастся им это. С нами Бог, р[азумейте] я[зыцы] и п[окоряйтеся], я[ко] с н[ами] Б[ог]»{800}.
Однако даже этот прилив религиозно-патриотического рвения не помешал о. Иоанну видеть изъяны самой Российской империи. В отличие от смерти Христа, гибель императора была не искуплением людских грехов, а предупреждением, наказанием и знаком, что людям необходимо стать лучше:
«Все очнулись! Все плачут, охают и ахают! — Но это ли только нужно? Нужно нравственное очищение, всенародное глубокое покаяние, перемена нравов, — языческих на христианские. Омыемся, очистимся, примиримся с Богом — и Он примирится с нами и как мякину разъест и уничтожит всех врагов Царя и народа»{801}.
Он говорил о покаянии не только как христианском обряде. Несмотря на угрожающий тон заключительной фразы, о. Иоанн напоминает согражданам о светских способах улучшить жизнь, призывая богатых и сильных позаботиться о бедных и слабых{802}.
Убийство Александра II явилось поворотным моментом
Новое отношение о. Иоанна к фигуре самодержца подпитывалось и другими событиями. Самое существенное из них, изменившее как общественный статус о. Иоанна, так и значение, которое приобрела для него фигура правителя, — роль, отведенная ему в последние дни Александра III. Хотя о. Иоанн находился в начале 1890-х гг. почти на вершине своей славы, он по-прежнему сталкивался с подозрительным и враждебным отношением к себе со стороны церковных иерархов{804}. Приглашение батюшки к умирающему Александру III если и не отмело все подозрения, то по крайней мере создало трудности для публичного их выражения.
По сей день остается до конца неясным, почему пастыря пригласили к постели умирающего императора. Несомненно, о. Иоанна призвали для соборования Александра III. Однако он не был, как утверждалось позднее, особенно близок ни к императорской семье, ни ко двору и не являлся духовником никого из августейших особ{805}. Его пригласили по совету великой княгини Александры Иосифовны, жены двоюродного брата императора. Представление самого Александра III об о. Иоанне было в лучшем случае поверхностным — однако он признавал всероссийскую славу батюшки, что очевидно из его разговора с графиней Александрой Андреевной Толстой (двоюродной сестрой писателя):
Александр III спросил А. А. Толстую:
«— Скажите, кого вы находите самыми замечательными и популярными людьми в России? Зная вашу искренность, — добавил он, — я уверен, что вы скажете мне правду Меня, конечно, и не думайте называть.
Я отвечала, улыбаясь:
— И не назову.
— Кого же именно вы назовете? — это меня очень интересует.
— Во-первых, Льва Толстого, — проговорила я.
— Этого я ожидал, — заметил государь.
— А далее?
— Я назову вам еще одного человека, — отвечала я, немного подумавши.
— Но кого же, кого? — стал он торопить меня.
— Отца Иоанна Кронштадтского.
Государь рассмеялся и ответил:
— Мне это не вспомнилось. Но я с вами согласен»{806}.
В представлениях многих современников о. Иоанн ассоциировался с Толстым. В журнале «Новый путь» оба описывались как «религиозные феномены равной силы». Юрьевский (Дерптский) университет обоим одновременно присвоил титул почетных членов (от которого о. Иоанн в результате отказался){807}. В любом случае, несмотря на то что Александр III и слышал об о. Иоанне, достаточно ясно, что его знания сводились к общим сведениям, известным практически любому читателю российских газет 1890-х гг. Более того, по утверждению Николая Вельяминова, личного врача Александра, император вслед за Победоносцевым испытывал неприязнь к «оригинальности» о. Иоанна{808}. Однако к тому времени, когда обнаружилось, что Александр тяжело болен, о. Иоанн настолько прославился своими чудесными исцелениями, что в семействе Романовых, вероятно, сочли за благо призвать батюшку помолиться у одра больного. Его пригласили в 1894 г. к умирающему императору в Ливадию скорее от отчаяния, нежели в знак доверия.