Святой остров
Шрифт:
А ведь и Бетси могла так! Не упусти она шанс там, в Одессе, после возвращения со Змеиного острова. На пустом месте повздорила с Алексеем, гордо хлопнула дверью. Хотя, конечно, что могло выйти из отношений бродяги-археолога, пусть и аристократического происхождения, и молодого лейтенанта-пограничника, только начинающего свою военную карьеру?
Господи, как же она устала! От науки. От людей. От жизни…
После ухода из активной, или, как это называла Элизабет, «сакральной археологии», что-то оборвалось в ее душе. Мигом накинулся
Сколько раз за последний год Элизабет возвращалась мыслями к тому моменту, когда вдруг решила стать «серьезным» ученым. И кто, что подтолкнуло ее к этому шагу?
«Видишь? – говорило ей „второе я“. – Вот он, триумф. И вот она, цена за него. Не очень ли высока? Ты этого добивалась?»
Нет же, нет! Она никогда не задумывалась о последствиях. По крайней мере, не так себе представляла свое будущее в «большой» науке.
«А как? Ты что, не видела перед глазами наглядных примеров? Енски, Пастухова, ставшая, все-таки, профессором и академиком. Разве твоя судьба не напоминает их собственную с точностью до мелочей?»
Да, но… «А возразить-то тебе и нечего. Не так ли?»
Так. Все так.
– Ссслово для ответного высступления предосставляетсся професссору Элиссабет МакДугал!
Что-то Алекс совсем сдал. Конечно, ведь у него вставная челюсть! Потому и свистит. Как змея.
– Давайте, душшшеччка, – подбодрил ее Енски, ехидно сверкнув желтыми от старости глазами. – И не забудьте поклонитьссся. Знаю я вассс! Всссе такая шше ссасснайка!
Он кокетливо приложился губами к ее руке.
Старый селадон! Змий-искуситель!
Профессор Элизабет МакДугал взошла на кафедру. Окинула взглядом аудиторию. Скучающие лица коллег, унылые взгляды студентов, вынужденных присутствовать на этой утомительной церемонии вместо того, чтобы оттягиваться где-нибудь в пабе под легкую ненавязчивую музычку.
…И любящий лик Мадонны, склонившейся над младенцем Христом.
Икона поразила Элизабет до самой глубины души. Оксфорд отличался ортодоксальностью порядков. Позволить такое в Зале для торжеств! Кто только мог решиться на столь смелый поступок?
Неведомый художник изобразил Богоматерь с обнаженной грудью! Молодая женщина только-только закончила вскармливать новорожденного. Она отняла у ребенка сосок и вытирала с розового кружка капельку молока, не попавшую в уже насытившийся и закрытый детский ротик. И столько невинного реализма было в этом обычном сюжете, что икона показалась Элизабет живой. Вот Мадонна закончила свое занятие и взглянула на женщину за трибуной. В Ее глазах профессор прочла такое счастье, которое невозможно было выразить обычными человеческими словами.
Они были здесь просто лишними и пошлыми, звуки людского голоса.
Бетси поняла это и, развернувшись, пошла прочь с трибуны.
Под недоуменный ропот обманутой аудитории. Под свист вставной челюсти профессора Алекса Енски. Прочь!
В Темноту…
– Поздравляю вас, Посвященные! – торжественно прозвучал знакомый голос.
Бетси открыла глаза. Перед нею и ее напарниками стояла фигура в красном гиматии, заколотом золотой фибулой – Ахилл Понтарх, владыка острова Левке.
– Все кончено, друзья! С победой! Тифон вновь повержен. Благодаря силе ваших душ, пылу ваших сердец… Я рад, что мы не ошиблись в выборе!
Странно, но его снисходительная улыбка почему-то перестала раздражать Бетси.
– А как же битва? – растерянно поинтересовался Мочалка Перси.
– Вы ее уже выиграли. Наиболее трудная и утомительная битва – битва с самим собой.
– Наверное, ты прав, Понтарх! – согласился с ним Мережко.
Его товарищи промолчали. Что тут говорить? И так все ясно.
– Мы навсегда это запомним, Ахилл! – вздохнула Элизабет. – Спасибо за урок!
– Да не за что! – невесело рассмеялся Балафре.
Кажнется, ментальная борьба вымотала и его.
– И все-таки, – осторожно напомнил лейтенант. – Что стало с Тифоном?
– А вон он! – кивнул призрак в сторону сокровищницы.
…У входа в нее появилось новое изваяние – Золотой Дракон, ползающий на чреве. Часть пожертвований просыпалась из хранилища наружу, и дракон оказался полупогребенным под грудой драгоценного металла.
– Подавился собственным златом, – метнула язвительную реплику баронесса.
– Кстати, о золоте! – вдруг вспомнил Понтарх. – Можете взять небольшую толику себе. Так сказать, на память о наших общих злоключениях. Но… не советовал бы. Мало ли что?
– Ты хочешь расплатиться с нами, Пелид? – с презрением бросила Бетси. – Как с обычными наемниками?
– Опять дерзишь, малышка? – укорил ее призрак.
…Без злости, без иронии, устало.
– Мы же теперь некоторым образом друзья. А друзья должны делиться. Мне ведь теперь все это не нужно. Храма нет. Никто не приносит жертв, не совершает возлияний и воскурений перед моим алтарем. Так что берите…
– Лучше бы ты вернул к жизни нашего товарища, – со вздохом попросила девушка.
Балафре грустно улыбнулся:
– Увы… Скорблю вместе с вами, Посвященные. Но, поймите, я ведь не бог, а только герой. Даже не герой, просто Память, давняя, давняя Память… Примите-ка и это. Как Знак, как Память.
Он протянул к ним правую руку. На ладони лежали два золотых перстня-печатки – таких же, как и у Элизабет, с храмом и Змием. Кольца Посвященных.
– Прощайте!.. – силуэт Понтарха подернулся рябью.