Святой Вроцлав
Шрифт:
Женщина пожала плечами.
— А что мне делать? Сидеть дома? Здесь мы много чего делаем. Расклеиваем листовки, создаем базы данных в Интернете, есть у нас и кризисная консультация. Психологи работают даром. И я надеюсь, Мальвина узнает, что я ее разыскиваю.
Михал подумал, что люди, похожие на эту вот блондинку, вечно несчастны и желают, чтобы кто-нибудь делил с ними это несчастье, потому-то в их домах и вырастают Мальвины, Фабиолы и Каэтаны.
— Херня, — отозвался стоявший рядом тип. Все, что было на нем: изрядно затасканный плащ из неопределенного материала, помятый свитерок-гольф, вельветовые брюки,
Блондинка поглядела на него с бешенством. Тип протиснулся к ним.
— Она так только говорит, а потом рыдает. Ей же прекрасно известно, что дочка отправилась в тот хренов дом, точно так же, как и мои дети, как все наши близкие. Это она выкобенивается. Да, Эля, скажи людям правду. Наши дети умерли, и уже не вернутся.
Вот этого они никак не ожидали — мужик неожиданно склонился, как будто получил палкой по спине, а когда поднял голову, в его глазах стояли слезы. Он повис на Томаше и плакался, так что слюна летела во все стороны:
— Оба моих сына туда отправились. В одну ночь. Младший потащил старшего. Они перебежали улицу, я еще видел, но тут наехали машины, и я не успел, видел только пустой квартал. Я и попытался пойти за ними, но не смог. И вот скажи мне, — зашелся он в слезах, — как я могу теперь их искать? По какому праву я сюда приперся. Ну скажи, скажи, — дергал он Томаша, — могу ли я вообще говорить, что являюсь отцом?
Томаш пытался освободиться от захвата. На помощь пришли трое Несчастных, они рванули плачущего так резко, что Михал хотел уже было протестовать. Мужичка отпихнули на стену, тот отскочил, а плач перешел в истерический хохот. Старый студент смеялся и растирал себе лоб.
— Убирайся отсюда, — сказал усатый, а несчастный отец выставил палец и указывал на очередных собравшихся: на бизнесвумен, на Томаша, на Михала.
— Никогда вы их не найдете, — скрежетал он. — Усретесь, фраера, но ни хрена не найдете. Будете бродить в дерьме или молиться, только хуй вам что поможет. Такова жизнь, и ничего вы с этим не сделаете, даже если бы спустились тысячами в больший подвал и сожрали целый грузовик листовок. Ни хрена…
Так он буровил, пока не получил сапогом в лицо. Но он все равно что-то бухтел. Подгоняя пинками, его вывели. Скрежещущий голос ругался уже снаружи, удаляясь, пока не затих. Деловая женщина рыдала на всю катушку. Усатый был потрясен.
— Все время приходят такие вот. Никаких детей они и не теряли. Когда-то я еще позволял себя обмануть, но теперь узнаю такого провокатора за километр. Моя жена пропала в черных домах, как только те появились. Здесь я дольше всех. А вы?
— Так он это придуривался? — пытался удостовериться Томаш.
— Понятное дело. И таких уже целая куча. А вот вас узнаю, — откашлялся он, — и вижу, что вы настоящие.
Они ушли, а говоря точнее — сбежали. Захлопнули за собой двери и отправились напрямик, через грязь. Томаш притормозил только через пару сотен метров. Бежать и одновременно говорить он не мог. Пожилой мужчина обернулся к Михалу.
— Какого черта мы туда пошли? Эти придурки не способны помочь даже самим себе.
Михал хотел ответить, что, возможно, Несчастные — они и Сумасшедшие Несчастные, но, похоже, только они и могли бы помочь, потому что легче спасти
— Шизики. Могу поспорить, что они следят за нами, вон, в окна, — указал он большим пальцем на подвальные окна и на идущую за ними толстую девицу. Та замахала руками, чтобы они подождали ее, и доплыла до них, живая такая бомбочка в тесноватой куртке. В редких светлых волосах видны были фиолетовые пряди. У девицы был маленький рот, полные щеки и сережка в нижней губе. Она протянула руку.
— Привет, привет, я уже думала, что и не догоню вас, а ведь еще нужно было вырваться от той саранчи. Пошли, пошли. Они ведь глядят на нас даже и сейчас. От этого подглядывания сдохнут.
Заговорила она лишь тогда, когда здание исчезло за углом.
— Так кого амба зацапала? Одного, двух?
Мужчины перетянулись. Михал вздохнул:
— Его дочку, мою невесту.
Если бы девица была псом, она подняла бы уши.
— Невеста и дочка. Нет, те бы вас только развели. Для того они и существуют. Чтобы разводить. Вы же сами видели: стоят, болтают, пытаются провести чего-то в жизнь, только ничего у них не выходит. Меня зовут Эва Хартман, и я могу вам помочь. Только давайте уйдем с этого дождя в какое-нибудь пристанище.
Не успел еще Томаш запомнить ее имя и поразмыслить над тем, чем, собственно, является «пристанище», как они уже сидели в какой-то забегаловке, где дешевое вино разливали в пластиковые полулитровые кружки прямо из кранов, играло радио, по телику передавали какой-то матч, а старые завсегдатаи допивали свои ланчи. Они заказали по чашке кофе. Эва предпочла «ред булл!», который пила прямо из банки.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты тратила наше время напрасно, — заявил Томаш.
— Скорее уж, это вы тратите мое время, симпатичные мои коллеги. Тема единственная. Я могу привести твою дочку назад. Если то место ее удерживает.
Томашу сразу же захотелось подняться. Пока же что он, настороженно, перемешивал кофе.
— Успокойся, — сказал ему Михал. Он слышал о людях, которые устанавливают вокруг Святого Вроцлава радиопередатчики, пытаясь таким вот образом призвать своих близких. Пока что никому не повезло. Другие выпускали воздушных змеев или летающие модели, к которым цепляли видеокамеры, динамики и Бог знает что еще.
— Что, начнешь молиться? — фыркнул Томаш.
Эва со скучным видом глядела куда-то в сторону. Подобные разговоры она вела уже не раз.
— Скажу тебе одно. Я войду туда и выйду. С ней, если она там будет.
Все рассмеялись одновременно. Кроме Эвы. В ее взгляде была смесь безразличия и жалости к этим двум.
— Не знаю, подруга, чем это место является, но если уже туда кто влез, то вернуться не удавалось.
— А откуда ты такое знаешь? — спросила девушка у Михала.
Тот сделал очередной глоток. Кофе был горячий, подпитывал злость.
— Потому что никто о подобном не рассказывал.
— А спроси: почему, — она взяла Михала за руку, из замкнутой кисти силой вытащила указательный палец и осторожно повела его к своему лицу. Михал позволил ей сделать так. Он прикоснулся ко лбу Эву Хартман. Лоб был холодным и твердым. Парень кончиком пальца нащупал квадрат с выступающими краями, отвел руку, потом приложил палец снова.