Святые Спасения
Шрифт:
Эксплуатационная дистанционка выдвинула для него небольшую лесенку, Деллиан забрался наверх и, неуклюже извиваясь, залез внутрь скафандра. Сунул ноги в «штанины» с губчатой подкладкой, напоминающей на ощупь промасленную кожу, и прочно уселся на амортизирующую подушку. Затем наступил неприятный момент подсоединения трубок для удаления отходов, сопровождающийся, как обычно, глубокомысленными гримасами. И наконец, он просунул руки в рукава. Скафандр активировал первый уровень, и мягкая подкладка обрела упругость, прижавшись к коже и крепко стиснув руки
На оптике теснились графики и выгрузки с камер; инфопочка подтвердила полную интеграцию. Системные данные окрасились зеленым. Быстрая двойная проверка ультрафиолетовых рецепторов — и он инициировал полное удержание, что позволяло ему управлять движениями скафандра при помощи собственной физической силы. Итак… обзор прицельных ручных станков, бег на месте, разворот, нырок, наклон — танец дурацкий, но без него никак. От клаустрофобии, охватившей его секунду назад, он уже избавился и, невесомый, грациозно поплыл по проходу.
Все дисплеи оставались зелеными.
Он проверил свой взвод, заканчивающий разминочную гимнастику, подтвердил телеметрию и слабо улыбнулся, отметив, что когорты каждого держатся на расстоянии, словно не вполне верят тому, что видят.
Деллиан активировал иконку связи:
— Элличи, Тиллиана, проверка. Переключение на множественное резервное соединение.
— Мы слышим тебя, Дел, — откликнулась Элличи. — Усиленное шифрование, как общее, так и направленное, плюс множественные завихрения запутывания. Готовьтесь. Час до выхода из червоточины.
«Если все будет нормально», — мысленно добавил он.
— Спасибо, тактик. — Он поднял руки, словно благословляя кого–то. — Так, взвод, давайте–ка спустимся в арсенал и вооружимся. Даю двадцать минут.
Он двинулся к порталу в дальнем конце прохода, втайне довольный тем, что выглядит как настоящий крутой демон — тем паче что сопровождала его рьяная свора адских псов.
Этим утром «Морган» ощутимо тревожил Иреллу. Корабельные помещения были большими — специально чтобы дать людям пространство. Обычно сложно было сказать, сколько вокруг тебя человек, сотня или ни одного. Но сейчас, шагая по извилистому коридору, она знала, что осталась одна. Если ты — часть экипажа «Моргана», то ты либо член взвода, либо сидишь в одной из тактических командных кают. Никаких исключений — кроме нее. Даже Александре находилось сейчас, в преддверии конца червоточины, с Элличи и Тиллианой.
Расставание с Делом тоже не улучшило ее настроения. Она думала, что поступила правильно, рассказав ему все о тахионном детекторе, перспективе уничтожить Бога у Конца Времен в этой эре, об интригующей сложности квантовой темпоральной теории. Но все пошло не так, как ей представлялось: он не увлекся, не загорелся энтузиазмом. И, конечно, не восхитился ее предприимчивостью и решимостью, на что она втайне надеялась.
«Эгоистичная идиотка», — выругала она себя.
Ему предстояло сражение куда страшней и серьезней, чем в
«Но это же был мой прощальный подарок! Дурак!»
Он улыбался и был ласков этим утром во время завтрака, к которому едва притронулся. Конечно, она уловила тревогу, омрачавшую его мысли. И потребовалось все ее самообладание, чтобы не давить на него по этому поводу: «Что ты думаешь? Что ты чувствуешь?» Ему это не нужно, хватит с него ее диких амбиций. Так что, может, она и помогла.
— Да черт возьми! — выкрикнула она в пустоту коридора. — Причем тут ты?
«Мне нужно к тактикам. Я могу пойти к тактикам. Я способна на выбор. Много разных выборов!
Но мой выбор привел нас сюда».
Когда она вошла в столовую тридцать третьей палубы, силы покинули ее. Тут было приятно тепло, воздух благоухал кофе и корицей. За окнами просыпался весенним утром бульвар Сен–Жермен. Корзины с яркими цветами украшали фасады других баров и кафе, дорога блестела после освежающего ночного дождя, мимо проезжали радостно улыбающиеся велосипедисты.
Ирелла поймала в стекле свое отражение. Сгорбленные плечи, выглядящие при ее росте просто жалко; лицо несчастного, сломленного человека. Она сердито уставилась на себя:
— Соберись. Ты нужна ему.
Пищевые принтеры выдали ей парочку круассанов, и она сварила себе кофе. Колумбийский: черный, крепкий, горький. Сжав бока чашки обеими руками, она откинулась на спинку стула, полуприкрыла глаза и запела:
— Когда Земля возродится, Возьмите меня туда. Не буду в пути томиться, Пускай пролетают года. Возьмите меня на Землю, Откуда мы родом все, Возьмите меня на Землю, Где жизнь цветет по весне, Где…— Не возражаешь, если я присоединюсь?
Ирелла взвизгнула и дернулась всем телом, выплеснув кофе на стол и собственные штаны.
— Святые! Я не знала, что тут есть еще кто–то.
И не кто–то, а оне!
— Извини, не хотело тебя напугать. — Кенельм торопливо подхватило горсть салфеток и принялось промокать сырые брюки Иреллы. Стало только хуже.
— Дай сюда.
Нахмурившись, Ирелла начала нормально вытираться. Смущенное Кенельм занялось лужей на столе.
— Я никогда раньше не слышало этой песни. Теперь смутилась Ирелла:
— Она из тех времен, когда мы были еще детьми.
Ничего, сойдет и такое объяснение; ни к чему рассказывать о большой фазе музыкальной терапии в ее лечении. Стихосложение занимало разум и отвлекало от проблем, из–за которых она оказалась взаперти.
— Хорошо. — Кенельм с потерянным видом застыло у стола. Оне было в простой сине–зеленой тунике, которую по ошибке легко можно было принять за форму.
Кое–кому трудно привыкнуть к потере статуса.