Связанные венцом
Шрифт:
– Она, наверное, слишком перенасытилась источником, – решает Рхианнон.
– Не беспокойся, – кладет руку мне на предплечье Бринэйн. – Такое бывает. Особенно впервые. Меня, помню, тошнило три дня.
– О, да. Ты тогда знатно отхлебнул энергии. Матушка думала, тебя к лекарям придется вести, – смеется Рхианнон.
– Зато ты уж как попробовала, так попробовала. Тебя трижды заставили черпать из источника.
– Я боялась. Насмотрелась на тебя. А ведь вечером должны были дать
– А еще первый танец ты обещала Олессандру Падрейгу, и если б тебя вырвало на него во время вальса… – многозначительно вздергивает брови Бриннэйн.
Шутливая перепалка между братом и сестрой немного разряжает обстановку и снимает напряжение. Даже не верится, что себя так могут вести возвышенные фей-ир. Сколько похожих споров было и у нас с Никитой.
– Бриннэйн, думаю, Ане, стоит немного отдохнуть перед вечером. Так ведь? – говорит Рхианнон, кинув на меня вопросительный взгляд.
Я киваю. Хотя вряд ли сейчас засну. Скорее мне нужно одиночество, чтоб все хорошенько обдумать. Столько информации, новых впечатлений и удивительных открытий, что голова буквально кругом идет.
Но когда Рхианнон и Бриннэйн уходят, а все та же симпатичная служанка помогает подготовиться ко сну, я понимаю, что меня не привлекает ни мягкая кровать, ни удобное кресло у окна. Я честно пытаюсь хоть несколько минут полежать спокойно, надеясь на сон. Но тщетно. К бурлящей энергии примешивается волнение перед вечером.
Что задумала Рхианнон? Как будет проходить этот самый ужин? Чувствовать себя диковинной зверушкой, которую всем показывают, как удивительный экспонат в цирке уродцев, не хочется. Но боюсь, что для фей-ир так и будет.
Хорошо бы уметь перемещаться. Миг – и я уже в Атаре. И еще лучше – с уничтоженным венцом.
Провертевшись на кровати, раздраженно откидываю покрывало. Набрасываю на себя платье. Жаль, что со шнуровкой на спине некому помочь. Впрочем, не страшно. Кто может меня увидеть?
Вид за окном так и манит. Зовет. Притягивает. Я выхожу на балкон и вдыхаю чистый свежий аромат. Тут действительно пахнет по особому. Нежными цветами. Сочной травой. Капельку морозным утром. И совсем чуть-чуть апельсинами. Такой насыщенной смеси ароматов я не ощущала никогда.
Порыв ветра обдувает плечи, заставляет поежиться. Я делаю глубокий вдох и прикрываю глаза. Обхватываю себя за плечи, пытаясь найти хоть немного спокойствия среди всего этого бардака.
– Не спится? – слышится знакомый голос.
Вздрогнув, поворачиваюсь и вижу точно такой же балкон, на котором стоит Бриннэйн и с любопытство разглядывает меня.
– Нет, – качаю головой.
– Источник?
– Нет, – опять отрицаю предположение. – Просто… волнуюсь немного…
Бриннэйн хмурится.
– А ну-ка отойди, – просит он. И я невольно отступаю к двери.
Принц фей-ир, сделав шаг назад, отталкивается ногами и с легкостью перепрыгивает на мой балкон.
– Рассказывай, Ана! – приказывает он. – Чего ты боишься?
– Не боюсь вовсе, – вздергиваю подбородок. – Волнуюсь просто.
– Почему? – подозрительно прищуривается принц.
Опускаю глаза и принимаюсь разглядывать свои руки. Ну, как ему, принцу, выросшему среди знати, понять, что я чувствую? Как объяснить?
– Я весь во внимании, – произносит он.
Я чувствую его пристальный взгляд. Поднимаю голову и встречаюсь с внимательными синими глазами.
– Полагаю, для хорошего рассказа требуются удобные места, – хмыкает он. И, взмахнув рукой, прямо из воздуха наколдовывает ажурное, снежно-белое кресло-качалку.
– О! – удивленно распахиваю глаза.
– Энергия, – хмыкает в ответ. – Я подумал, что она тебе понравится. И вот еще.
Прямо в руки мне падает молочно-белый пушистый плед.
– Это тоже энергия?
– Нет, – с губ Бриннэйна срывается смешок. – Плед я взял из своей комнаты.
Краснею. Вот надо же быть такой глупой. Ведь чувствовала же, что обычная ткань
– А теперь садись и рассказывай, что тебя волнует, – приказывает его высочество. – Ужин? Толпы напыщенных аристократов? Скучные светские беседы? Или незабываемый рассказ лорда Ситли, как он страдает от своей подагры?
Невольно начинаю хихикать.
– Разве фей-ир страдают от каких-либо болезней?
– Конечно же, нет! – делает возмущенную гримасу Бриннэйн. – Но лорду Ситли безумно нравится жаловаться на все, что его окружает. Начиная погодой и заканчивая урожаем апельсинов. А различные хвори – это его излюбленная тема.
Смех замирает на губах.
– Я не хочу быть фриком? – тихо произношу.
– Кем?
– вздергивает брови Бриннэйн.
– М-м-м-м… странной. Не такой, как вы. Забавной зверушкой.
На последних словах голос, задрожав, срывается.
– Разве ты такая? Поверь, никто тебя такой не воспринимает, Ана!
– Но фей-ир, – сглатываю давящий комок в горле. – Вы все такие красивые. Возвышенные, изящные. А я.. я простой человек.
– Мне кажется, ты слишком недооцениваешь себя и переоцениваешь нас, – улыбается Бриннэйн. – Ты красивая. Очень. А еще милая. И талантливая. Даже у нас, фей-ир такой дар редкость. Никто тебя воспринимать не будет, как игрушку, зверушку, или что ты там себе напридумывала.