Связной
Шрифт:
Армен быстро пересек двор, сел в «мерседес», машина тронулась.
В соседнем дворе мусоросборщик опять остановился, перегородив им дорогу.
Парень в комбинезоне начал не спеша опрокидывать контейнеры.
Армен молча за ним наблюдал, пока резкий гудок не вывел его из задумчивости.
– Гудеть не надо никогда, – сказал он нервному водиле.
– Извините.
Последний ящик был опорожнен и откачен в сторону. Парень стал забираться в кабину, – но только их «мерседес» тронулся, как злосчастный контейнер, словно повинуясь неведомой
Водила, бросив на пассажира косой взгляд, выскочил пробкой из машины, подлетел к кабине «КамАЗа». Парень в комбинезоне вылез, спокойно обошел его и направился к своим контейнерам. И только когда водила схватил его за плечо, мусорщик коротким ударом сломал ему челюсть.
Армен вышел, глянул в то место, где рухнул водила, взял из машины пальто и внимательно посмотрел на мусорщика.
– Нагрубил малость, – хмуро сказал Леша. – Водитель ваш.
– Мне с вами поговорить бы надо, – задумчиво сказал Армен. – Мне, наверное, ваша помощь нужна.
Мелькали грязный асфальт под лапами, пакеты, мусор, следы протекторов…
Потом нажали на цифровую перемотку, замелькали в «стопе» гаражи, подъезды, другие собаки рядом с объективом камеры.
Пару раз перемотку останавливали, и в режиме «плей» с нижнего ракурса были видны то бамперы и номерные знаки машин на стоянке, то бомж на трубах, который метнул в камеру железной арматуриной, отчего камера дернулась, то ночные планы двора, где двое пацанов пытались вскрыть дверь у «нивы»…
– И давно у вас эти собачки работают? – спросил восхищенно Армен.
– Вот этот день должен быть, двадцать пятое…
Это был не день, а вечер или утро. Камера двигалась сначала рядом с машиной, потом обогнала ее и, ослепленная фарами, шарахнулась на тротуар. А когда машина остановилась, открылась дверь, вышли, оглядываясь, люди, камера осторожно подтрусила поближе. Двое осторожно стали вытаскивать кого-то с заднего сиденья. У одного ухо и пол-лица были заклеены ватой и пластырем, пальто было в крови. У Ильяса, белого как снег, которого они наконец вытащили, пальто, пиджак и рубашка были распахнуты, а на груди хлопал в такт дыханию полиэтиленовый пакет. Его схватили под локти и потащили к подъезду. Улыбаясь через силу, он что-то сказал заклеенному, тот ударил его несколько раз, второй вмешался, и они снова потащили его прямо на камеру. Заклеенный что-то рявкнул, брыкнул ногой, камера ушла за машину, и Леша запись остановил.
– Он?
– Он… – сказал потрясенный Армен. – Ты мент, что ли?
– Мусорщик, – ответил Леша.
– Короче, я должник твой, Леша, кто бы ты ни был.
Армен встал, надел пиджак. Сидели они, видимо,
давно, в странном помещении с аппаратурой, вольером, где дремали пара симпатичных стаффордширов и ошпаренная дворняга, со стойкой для снайперской винтовки и стеклянной камерой, где лежали на вате голубиные яйца.
– Ты мне не должник. Только за собачек этих ты теперь тоже отвечаешь. Потому что знать про них никому не надо, – сухо сказал Леша. – Потом, ты мне тоже помог, потому что информация, что в квартире этой находится твой товарищ, а не кто-нибудь другой, – информация довольно дорогая.
– Это для меня она дорогая, Леша. Потому что я сейчас еду эту квартиру брать.
Армен вытащил из кармана пальто обойму и ствол.
– Это сюда вставляется?
– Обычно сюда…
– Предохранитель?
– Ага… Квартиру эту, Армен, ты брать не будешь. Потому что квартира эта находится в разработке. И потом, там тебя завалят.
– Знаешь, брат… Я скорее тебе сейчас коленку прострелю, чем ты меня остановишь. Подъезд какой?
– Первый, – ответил Леша.
Армен взял пальто, двинулся к двери.
– Квартира двадцать шесть, – добавил Леша, отвернувшись к экрану. – С кем пойдешь-то?
– Найду пару земляков…
– Фамилии только напишите. И бумажки в карман.
Леша снова включил запись.
Армен ехал в полупустом вагоне метро. На большой светлой станции, когда почти все вышли, Армен тихо переложил пистолет в карман пальто, потом снова кто-то вошел, но дальше он ехал уже спокойно, прикрыл глаза и, кажется, задремал.
Армен стоял в предбаннике комнаты свиданий и через решетку двери молча смотрел на майора.
– Куда исчезла? – наконец выдавил он. Майор тоже долго молчал.
– Следствие началось… Тебя тоже спросят, наверное.
– Я же был неделю назад… Мы встретиться договорились…
– Где? – спросил майор.
– Здесь…
– Передумала, значит, – вздохнул майор, оглядев помещение.
Армен, глядя перед собой, миновал вахту и пошел к автобусной остановке. Сторожевые вышки и корпуса остались за спиной, но он не оборачивался.
Около хлебного фургона сидел на корточках и курил мальчишка с раскосыми глазами.
Была ночь. Армен немного повозился с домофоном и вошел в подъезд сталинского дома на улице Серафимовича.
Решетчатый лифт поднял его на седьмой этаж, он вышел, спустился на полпролета.
За прутьями перил внизу виднелась массивная железная дверь с табличкой «26» и смотровым глазком.
Этажом выше лязгнул замок, дверь открылась, Армен выглянул – вышел какой-то парень с мусорными пакетами. Пришлось тихо спуститься прямо через освещенную площадку еще ниже – мусоропровод был как раз между этажами. Было видно, как сосед открыл его, кинул один пакет, второй не влезал, он бросил его на полу рядом и захлопнул ящик ногой.
Армен переждал, пока замок наверху закроется, снял пистолет с предохранителя, приблизился к двери, послушал, даже принюхался к щели. Потом быстро поднялся наверх и вернулся с охапкой ковриков для обуви. Положил их под дверь, подумав, положил еще три соседних и, чиркнув зажигалкой, поджег. Быстро пошел едкий резиновый дым, в квартирах зашевелились.
Армен, стараясь не кашлять, стоял на своей площадке сверху, с оружием наготове.
Сначала открылась другая дверь, выглянула бабка в очках-лупах, заорала что-то про милицию.