Связывающая луна
Шрифт:
— Сейчас?
— Сейчас, — ответил он, тяжело и голодно дыша.
Она соскользнула на него со вздохом, который исходил из глубины ее души. Он растянул ее почти до боли, но это было идеально, даже когда она опускалась на него. Ее бедра напряглись, когда она двигалась вверх и вниз, находя ритм, который чувствовался лучше всего. И это действительно было прекрасно. В тот момент она смогла почувствовать нечто большее, чем просто надежду. Это была светлая, яркая и ослепляющая связь.
Лютер вдавил пальцы между ними, ловко прикасаясь
И она обрадовалась, увидев, как прекрасно он выглядит в этом лесу с запрокинутой головой и выступающими в резких тенях и бликах связками шеи.
Он был ошеломляющим.
Он был волком в дикой природе, с кем-то, кого он никогда не думал, что встретит. И, тем не менее, вот они. Вместе.
Утомленная, разгоряченная и восхитительно растянутая, она упала ему на грудь с тяжелым, но довольным вздохом.
— Так что? — спросила она. — Я все-таки волк?
— Да, — ответил он. — Ты мой волк и моя луна.
ГЛАВА 23
О, тот поцелуй.
Луна знала, что он не мог знать, как много это значило для нее. Тот день. Весь вечер, пока они ехали обратно. Даже поездка в карете была наполнена долгими поцелуями и поглаживаниями, пока они вдвоем не ринулись через коридоры в его спальню. Он не мог знать, что вся ее жизнь, казалось, вела к этому моменту, и ничто другое никогда не могло ее удовлетворить.
Он сделал это. Оборотень.
Теперь, лежа в его постели, она знала, как глупо все это было. Ей все еще нужно было украсть у него. Он не дал бы ей этот бриллиант и ожерелья в той коробке. Даже если они были влюблены, и он хотел на ней жениться. Это были слишком ценные вещи, чтобы дарить их кому-либо.
Было так легко целовать его. Ее пальцы находили его, где бы он ни был. В карете ей хотелось держаться за его руку. В его спальне она хотела исследовать каждую частичку его тела и заставить его сделать то же самое с ее телом. Она хотела знать, как ощущался граф.
Она надеялась, что он не заметил отчаяния в ее прикосновениях. Как она погрузилась в этот вечер, будто никогда больше не сможет прикоснуться к нему, потому что знала, что это так. Луна уже видела это. Если он — нет, то она надеялась, что он сможет справиться с этим после того, как она уйдет.
Ее жизнь не смешивалась с его. Он был хорошим человеком, благородным, хотел, чтобы вся его семья процветала. Он помогал людям. Она делала жизнь людей хуже и приводила их в состояние шока и страха. Их пути были такими разными, и он не мог всерьез думать, что они смогут объединить эти два пути в будущее, которое может сработать.
Но сейчас ей нужно было сосредоточиться на настоящем. В моменты с ним это так много значило, потому что он был настоящим и прямо перед ней.
Она провела линию от крошечной морщинки
— Почему ты выглядишь так, будто ты сердишься? — спросила она.
— Я не сержусь. Я просто пытаюсь понять тебя, — он покачал головой с кривой ухмылкой. — Полагаю, это невыполнимая задача.
— Да, — хоть что-то она ему должна. Если он хотел узнать о ней больше, значит, он этого заслуживал. — Что ты хочешь узнать?
— Ты сказала, что твоя мать была язычницей, и ты оказалась в церкви, где они творили ужасные вещи. Но ты не работала на церковь, когда пыталась украсть у меня, — Лютер приподнялся на локте, навис над ней, глядя с вопросами в глазах. — Так что же произошло после этого? Ты явно отказалась от их услуг.
— Моя сестра заключила сделку, чтобы две другие сестры могли выйти на свободу, — и это все еще жалило. Она ненавидела мысль о том, что Мэв все еще служила бы им, если бы не встретила Мартина. Даже сейчас у герцога было очень мало власти. Все они по-прежнему жили в постоянном страхе перед тем, что их попросят делать дальше. — Однако я не думаю, что они когда-нибудь по-настоящему покидают жизнь. С тех пор я убегаю от них.
Он прижал ладонь к ее щеке, и на его лице появилась грустная улыбка.
— Мне жаль, что тебе пришлось пережить это, Луна. Твоя история вызывает у меня слезы всякий раз, когда ты говоришь о ней.
— Не в этом смысл того, что я пережила, — она вздохнула, затем посмотрела на картину, висевшую над его столом. — У тебя тоже есть истории, я полагаю. Даже на картине глаза твоего отца, кажется, следят за мной, куда бы я ни шла.
— Надеюсь, он не может видеть сквозь это. Он был бы в ужасе от того, что я сделал с тобой, — со смешком ответил Лютер. — Однако теперь он мертв, и от этого, я полагаю, все становится легче.
— Да?
Он обдумывал ее вопрос несколько мгновений, будто никто никогда не просил его пояснить. Наконец, он кивнул.
— Да. Видишь ли, мне не нужно было сильно его разочаровывать. Он всегда ненавидел, когда я делал что-то, чего он не одобрял. Я должен был бояться того, что он скажет или сделает потом. Теперь я делаю шаги в жизни, которые хочу сделать.
Хотела бы она так. Он двигался по миру со свободой, которую редкие испытали. Но в этом и была разница между графом и уличной крысой, предположила она. У него была возможность выбирать свободу.
— Если бы ты мог сказать ему что-нибудь, и он это услышал бы, что бы ты сказал? — она перевернулась, прижимаясь к изгибам его тела и глядя вместе с ним на картину.
Лютер обнял ее за талию, и движение было естественным. Словно они спали вместе тысячу раз.
— Думаю, я бы сказал ему спасибо. Несмотря на то, что он был жестоким и необычным человеком, он сделал меня тем, кто я есть сегодня. Он не оскорблял, он был просто… неправ. Во всем в жизни. И я не могу себе представить, как трудно было так жить.