Сыграй ещё раз, Сэм
Шрифт:
Потом, 1 мая 1939 года, она встретила Виктора Ласло.
— Приоденься, Ильза, — сказала ее лучшая подруга Анжелик Кассель, ныряя в Ильзин шкаф, вынимая лучшее платье и бросая его Ильзе, корпевшей над учебником. — Нельзя вечно сидеть в комнате и учиться. Хочешь умереть старой девой?
— Но у меня экзамен, — запротестовала Ильза.
Анжелик сжала губы и пренебрежительно сделала «пф!».
— Чушь! — сказала она. — Ты уже говоришь по-русски лучше самого Сталина. Чего тебе еще надо? Пошли! Я хочу тебя кое с кем познакомить.
Ильза навсегда запомнила адрес: бульвар Сен-Жермен, 150.
— Мадемуазель Ильза Лунд, полагаю? — спросил он, целуя ей руку. — Меня зовут Виктор Ласло. — Их взгляды встретились. — Мадемуазель Кассель говорила, что вы самая красивая девушка в Париже. Она солгала. Вы — самая красивая женщина во всей Европе.
Ильза была потрясена. Весь Париж знал Виктора Ласло, чешского патриота, который до самого мюнхенского пакта 1938 года в своей ежедневной газете «Право» так последовательно осуждал любые компромиссы с нацистами. Ласло бесстрашно выставлял напоказ свидетельства фашистских зверств, удвоив старания после передачи Германии Судетов. Когда 15 марта 1939 года Гитлер аннексировал Богемию и Моравию, Ласло объявили в розыск. На время он ушел в подполье, продолжая издавать газету. Когда это стало слишком опасно, он бежал в Париж, где примкнул к чешскому правительству в изгнании и продолжил борьбу.
С той самой минуты они были практически неразлучны. Виктор влюбился не только в ее красоту, но и в ее ум и силу; он увидел в ней соратника для своего великого похода. Для Ильзы же Ласло открыл прекрасный мир знаний, мыслей и идеалов, и она преклонялась перед Виктором, обожала его, считала, что любит его. Вдвоем они напряженно работали — не ради себя, а ради всех порабощенных европейских народов.
Покоренная его беззаветным служением, в июне 1939-го Ильза Лунд втайне вышла за Виктора Ласло. Об этом браке не знали даже самые близкие друзья.
В июле, несмотря на ее протесты, Виктор вернулся на родину, чтобы продолжить сражение с врагом. Ильза говорила, что это слишком опасно, однако Ласло не поддавался:
— Мне надо ехать, Ильза. Как могу я просить других делать то, чего не делаю сам?
Но гестапо уже поджидало его в Праге; через несколько дней после приезда его арестовали и отправили в Маутхаузен — концлагерь на территории оккупированной Австрии. Вскоре разнеслась весть, что Виктор умер — застрелен при попытке к бегству.
Ильза впала в тоску. Одно время собиралась вернуться в Осло, но передумала. Виктор хотел бы, чтобы она осталась и продолжила работу. Кроме того, краткий опыт Подполья привил ей вкус к играм, в которые играют мужчины, и ей это нравилось. Даже когда стало невозможно игнорировать слухи о войне, когда от гитлеровского бряцания оружием задрожала земля от Варшавы до Парижа, Ильза оставалась во Франции. И когда в сентябре 1939-го вермахт вошел в Польшу, Ильза поняла, что сделала верный выбор.
О семье она не беспокоилась. Маленькой Скандинавии ничто не угрожало. Кроме шведской железной руды, в Скандинавии не было ничего желанного или
Такси, виляя по дождливым петляющим улицам, направлялось на северо-восток, Ильза смотрела, как мелькает город за окном. Внушительные серые лондонские здания обступали улицу, словно потомки Стоунхенджа: молчаливые, властные и весьма грозные. В этот день они отвечали ее настроению.
Лондон ничуть не походит ни на Осло, ни на Париж, размышляла Ильза. Ее родной город невелик и холмист, громоздится над морем, будто вот-вот забросит в волны рыбацкий невод. Дома в Осло меньше лондонских, не стоят шеренгами, и вообще уютнее. Узкие, островерхие, деревянные. Коротким летом их увивает зелень, яркие цветы особенно милы своей недолговечностью; долгой темной зимой эти дома, плотно законопаченные, обещают тепло и уют. Париж безмятежно раскинулся по берегам Сены, включив реку в собственный замысел, точно не Бог, а человек на радость парижанам пустил сюда воду. Осло с восторгом дает господствовать природе, Париж с удовольствием позволяет природе соучаствовать.
Темза для Лондона — жизненно важная дорога к морю, но реку можно не видеть целыми днями, если не работаешь в доках и не заседаешь в парламенте. Здания величественнее и менее изящны, чем парижские, а горожане движутся целеустремленнее. Дождливая погода и прокопченные туманы нередко стирают солнце, но Лондон предпочитает игнорировать стихии — не приспосабливается к ним, не лебезит. Занятие Лондона — не коммерция, но власть, и сохранению этой власти страна отдает все силы в нынешней войне. Понимает ли Гитлер, какого могучего противника получил в лице Британии? Вряд ли, считала Ильза.
— Здесь, здесь! — крикнула Ильза водителю, когда они свернули на Миддлтон-сквер в Ислингтоне. Бросив таксисту горсть монет, она выпрыгнула из машины и взбежала по ступенькам на крыльцо матери. Сердце отчаянно колотилось.
Ингхильд Лунд поднялась, заслышав звонок. Она отворила тяжелую дверь — и перед ней предстала дочь, которую Ингхильд и не надеялась вновь увидеть.
Не успела она вымолвить и слова, Ильза обхватила ее руками, и две женщины крепко обнялись на пороге.
— Не могу поверить, что это ты, — шептала Ингхильд сквозь слезы радости.
— Я, мама, — плакала Ильза. — Это я.
Они стояли, прижавшись друг к другу, дольше, чем могло показаться обеим, не обращая внимания на прохожих и дождь, пока Ингхильд наконец не разжала объятий.
— Заходи и расскажи, каким чудом ты наконец вернулась ко мне.
В маленькой квартирке по-домашнему уютно; пусть они вдали от Норвегии, но для Ильзы все здесь пело о доме. Портрет короля Хокона VII на стене, на прикроватном столике фотография Эдварда и Ингхильд Лунд, сделанная в день их свадьбы в 1912-м. Какой красивый отец в этом фраке: левой рукой обнимает молодую жену, в правой руке сигарета. Ильза почти ждала, что он вот-вот войдет в дверь, только что с аудиенции у короля; невозможно поверить, что она больше никогда его не увидит.