Сын Америки
Шрифт:
– Вот, вот, – сказал Биггер, кивая головой; он и без ее слов знал, что все это правда. – Вот, вот, тебе, видно, и не нужно ничего другого.
– Но я не хочу это делать. Нас поймают. Вот увидишь, поймают.
– Я не могу тебя тут оставить, ты все выболтаешь.
– Я никому ни слова не скажу. Вот как перед богом обещаю, никому. А ты уезжай отсюда.
– У меня нет денег.
– У тебя есть деньги. Я только заплатила за квартиру и купила бутылку виски. Остальное все цело.
– Это гроши. Мне нужно много денег.
Она опять заплакала. Он достал из кармана нож и подошел к ней.
– Я могу сейчас кончить все это дело, – сказал он.
Она вздрогнула
– Если ты крикнешь, я должен буду тебя убить. – Нет, нет! Биггер, не надо! Не надо! Его рука с ножом медленно разогнулась и повисла, Бесси беззвучно рыдала. Он боялся, что ему придется убить ее до того, как все будет кончено. Взять ее с собой невозможно, а оставить тоже нельзя.
– Ладно, – сказал он. – Но я тебе советую не упрямиться.
Он положил нож на комод, вынул из кармана пальто фонарик и снова вернулся к ней: с письмом в одной руке и фонариком в другой.
– Идем, – сказал он. – Одевайся.
– Только не сегодня, Биггер! Только не сегодня…
– Сегодня ничего и не будет. Я только хочу показать тебе, что нужно делать.
– Но на улице очень холодно. Снег идет… – Тем лучше. Никто нас не увидит. Одевайся! Она сползла с постели; он смотрел, как она с трудом натягивала пальто.
То и дело она останавливалась и оглядывалась на него, моргая, чтоб
смахнуть слезы. Когда она была готова, он тоже надел пальто и кепку, и они
вышли на улицу. Снег валил густыми хлопьями. Дул сильный ветер.
Поднималась метель. Фонари казались грязно-желтыми пятнами. Они подошли к
трамвайной остановке на углу.
– Все, что угодно, только бы не это, – сказала она.
– Ну, хватит. Теперь уже поздно.
– Биггер, миленький, давай убежим вместе. Я буду работать на тебя, золотко. Не нужно нам этого. Ты ведь веришь, что я тебя люблю?
– Не старайся, все равно ничего не выйдет.
Подошел трамвай, он помог ей войти, уселся с ней рядом и стал смотреть мимо нее на белые хлопья, суматошливо кружившиеся за окном. Потом он взглянул на нее; она смотрела прямо перед собой пустыми глазами, точно слепая, которая ждет, чтоб ей сказали, где она находится. Один раз она всхлипнула, и он так сдавил ей руку выше локтя, что ощущение боли отвлекло ее на минуту от мыслей о том, что ее ждет. Они вышли на Тридцать шестой и пешком дошли до Мичиган-авеню. На углу Биггер остановился и заставил остановиться ее, снова сжав ей руку. Они стояли перед высоким белым нежилым домом с черными окнами.
– Куда мы идем?
– Вот сюда.
– Биггер! – жалобно простонала она.
– Ты опять начинаешь?
– Но я не могу! – Ты должна. Он взглянул направо, потом налево: длинный призрачный ряд фонарей ронял мерцающие конусы желтого света в снежную мглу. Он подвел Бесси к парадной двери, за которой был омут безмолвной черноты. Он вынул фонарик и направил луч на шаткую лестницу, уходившую в непроглядный мрак наверху. Ступени заскрипели, когда они начали подниматься. Время от времени он чувствовал под ногами что-то мягкое, рыхлое. Паутина щекотала ему лицо. Кругом стоял сырой запах гнили. Вдруг он круто остановился: что-то, дробно шурша сухими лапками, метнулось ему под ноги и пронеслось мимо, издав жалкий, тоненький, испуганный писк.
– Ай!
Биггер стремительно повернулся и навел кружок света на лицо Бесси. Рот у нее был открыт, зубы обнажены, руки поднялись вверх, заслоняя совсем круглые от страха глаза.
– Ты что же это? – спросил он. – Хочешь, чтобы весь Чикаго сюда сбежался?
– Ой, Биггер!
– Идем!
Еще через несколько шагов он остановился и стал водить фонарем вокруг. Он увидел покрытые плесенью стены, почти такие же высокие, как в доме у Долтонов. Двери были гораздо шире, чем в тех квартирах, где ему приходилось жить. Когда-то здесь жили богатые белые, подумал он. Богатые белые. Почти все дома на Южной стороне были такие – затейливой постройки, старые и запущенные; когда-то они принадлежали богатым белым, но теперь были населены неграми или стояли пустые и мрачные, с черными дырами на месте окон. Он вспомнил о том, как белые бросали бомбы в эти дома, когда негры впервые стали переселяться на Южную сторону. Он перевел круг желтого света вниз и, осторожно ступая, прошел коридором в большую комнату, расположенную по фасаду. Свет уличных фонарей проникал в нее. Биггер погасил фонарь и огляделся. В комнате было шесть широких окон. Из них видны были улицы, расходящиеся по всем четырем направлениям.
– Смотри, Бесси…
Он оглянулся и увидел, что ее нет в комнате. Он позвал сдавленным голосом:
– Бесси!
Ответа не было; он бросился к двери и нажал кнопку фонаря. Она стояла, прислонясь головой к стене, и тряслась от рыданий. Он подскочил к ней, схватил ее за руку и втащил в комнату.
– Перестанешь ты или нет?
– Лучше убей меня сразу, – простонала она.
– Чтоб больше я этого не слышал, понятно?
Она молчала. Его раскрытая черная ладонь описала в воздухе стремительную дугу и звучно опустилась на ее лицо.
– Заснула, что ли? Так я могу тебя разбудить.
Она низко нагнула голову, он снова схватил ее за руку, потащил к окну. Он заговорил, прерывисто, как будто запыхавшись от долгого бега:
– Ну смотри. Завтра вечером ты должна прийти сюда, понятно? Ничего с тобой не случится. Я все устрою. Бояться нечего. Делай, что я тебе говорю, и все. Встанешь тут у окна и будешь смотреть. Около двенадцати мимо проедет машина. Фары у нее будут мигать, понятно? Как только ты ее увидишь, бери фонарь и три раза подряд зажги и погаси его, понятно? Вот так. Запомни хорошенько. Потом следи за машиной. Оттуда выбросят сверток. Следи за свертком, в нем будут деньги. Он упадет прямо в снег. Тогда посмотри, нет ли кого поблизости. Если никого нет, выходи, бери сверток и иди домой. Но не сразу, понятно? Сначала проверь, не следят ли за тобой, не идет ли кто сзади. Садись на трамвай, пересядь на другой, на третий. Сойдешь кварталов за пять от дома и по дороге почаще оглядывайся, понятно? Теперь смотри сюда. Вот Мичиган, а вот Тридцать шестая, отсюда все видно во все четыре конца. Если кто-нибудь будет следить, ты сейчас же увидишь. Я завтра целый день буду там, в доме. Если они пошлют кого-нибудь на слежку, я тебе дам знать, чтоб ты не ходила…
– Биггер…
– Ну, еще что?
– Проводи меня домой.
– Сделаешь, как я сказал?
Она молчала.
– Все равно ты тоже будешь в ответе, если что, – сказал он. – Часть денег у тебя.
– Мне уже все равно, – вздохнула она.
– Это очень просто, вот увидишь.
– Совсем не просто. Меня наверняка поймают. Но мне уже все равно. Я и так пропащая. Не надо было мне связываться с тобой. Теперь я пропащая, и пусть будет что будет.
– Ну идем.
Он повел ее к трамвайной остановке. Пока они ждали под снегом, кружившимся в воздухе, Биггер не говорил ни слова. Только когда послышался грохот трамвая, он взял у нее из рук сумочку, открыл ее и положил туда фонарь. Трамвай остановился; он помог ей войти, всунул семь центов в ее дрожащую руку и, отойдя в сторону, смотрел сквозь снег на ее черное лицо в заиндевевшем окне, пока трамвай не скрылся в темноте вечера.