Сын архидемона
Шрифт:
это за лампочка мигает? – неожиданно прервался он.
– Присоединяюсь к вопросу, – сказал я.
– Это аварийный сигнал, – объяснил Святогневнев.
– И шо он, значить, означает? – спросил Щученко.
– А парашюты на борту есть? – вместо ответа спросил Святогневнев.
– Нету, – ответил я.
– Тогда он означает, что сейчас самое время помолиться.
– Лева, так ты же в Бога не веришь, – напомнил я.
– Самое время уверовать, – пожал плечами Святогневнев.
Несмотря на такие слова, Святогневнев выглядит спокойным как танк. Понятное дело, ему бояться особо нечего. Не думаю, что ему понравится быть зомби с переломанными костями,
полковник. но он за штурвалом, так что пусть уж сам разбирается.
Поразмыслив, я решил не париться из-за пустяков. Даже с мигающей лампочкой вертолет летел, пусть и шарахаясь из стороны в сторону. С грехом пополам мы покинули территорию «Геи» и теперь медленно продвигались обратно к Москве. В саму Москву нам, конечно, нельзя – просто дотянем до ближайшего лесочка, приземлимся на полянке, проберемся к шоссе, а там поймаем попутку. Будет довольно затруднительно объяснить, почему Святогневнев держит под мышкой собственную руку, но эту проблему мы начнем решать, когда подойдем к ней вплотную.
Больше всего я боялся, что за нами вышлют погоню. На базе остались и другие вертолеты – и пилоты у них куда более профессиональные, чем полковник Щученко, которым кое-как руководит Святогневнев. Уж лучше б я сам за штурвал сел – опыта у меня тоже ноль, зато рук целых шесть и рефлексы сверхчеловеческие.
Хотя там и штурвала-то нет. Ручки какие-то, рычажки, педали. Ладно, оставлю вождение полковнику, а сам буду играть роль абордажной команды. Если за нами все-таки вышлют вертолеты. ха, посмотрим, какие у них шансы против яцхена.
Надо думать, командование «Геи» прекрасно знало, какие у них шансы. Во всяком случае, погоню за нами не отправили. Направление сообщало, что все вертолеты по-прежнему остаются на земле, в воздух ни один не поднялся.
Тоже не дураки – на хрена им понапрасну губить людей и технику? Им бы сейчас разгрести то дерьмо, что оставил на тридцать первом этаже клон Нъярлат-хотепа. Вот зачем они его на меня натравили? И как они вообще им командовали? У меня лично создалось впечатление, что эта тварь абсолютно неуправляема – не исключено, что ее просто выпустили, а дальше она уже действовала по собственной инициативе. Хотя как раз у нее был неплохой шанс меня одолеть. Если бы не джокер в лице Пазузу, нам с мужиками пришлось бы несладко.
Я уже начал расслабляться, решив, что «Гея» махнула на нас рукой. Зря. Как раз когда я повернулся к лежащим в кабине ящикам, чтобы взглянуть, нет ли там чего съедобного, в воздухе появилась блистающая точка.
– Ракета, патрон, ракета! – истошно завопил Ра-бан.
Да, это оказалась зенитная ракета «земля – воздух». Самонаводящаяся – она неслась к вертолету, как пьяница к бутылке. И я сразу понял, что ни хрена с этим не сделаю. Вот был бы здесь. э-э. не знаю, кто-нибудь другой! Кто на этом свете умеет отбивать ракеты? Все эти мысли промелькнули у меня в голове за долю секунды. А в следующую секунду я уже рванул к кабине, схватил за шкирки обоих товарищей и метнулся обратно. Щученко заорал благим матом, но было поздно – мы вылетели на вольный воздух и понеслись вниз. Над нашими головами продолжал стрекотать вертолет.
Но длилось это всего несколько мгновений – а потом ровный, пусть и хрипловатый стрекот сменился разрывающим перепонки «БДЫЩЩЩЩЬ!!!». Вертолет все-таки взорвался. С некоторым запозданием, но взорвался.
Нас обдало воздушной волной. Вероятно, очень жаркой – я ничего не почувствовал, зато Щученко заорал еще сильнее и завертелся ужом, ища что-то у себя на груди. Кажется, он пытался нашарить парашютное кольцо – которого там конечно же не было. Зато Святогневнев падал молча и лишь временами сдавленно покряхтывал. Я схватил его двумя правыми руками, а Щученко тремя левыми и распахнул крылья во всю ширь. Падение резко замедлилось – теперь мы снижались плавно, как на дельтаплане.
– Олег, мы нормально спустимся? – с легкой тревогой спросил Святогневнев.
– Если не разобьемся, то спустимся, – философски ответил я. – Надеюсь.
Вообще, моей подъемной силы маловато для двух пассажиров. Одного еще нормально, а двух уже тяжело. К счастью, мне не нужно лететь с ними за тридевять земель – просто совершим мягкую посадку, а дальше как-нибудь своим ходом.
Мы парили над заснеженной рощей. Чувство Направления говорило, что до городской черты без малого сорок километров. С востока дул средней силы ветер – я аккуратно планировал, держа всеми шестью живой груз, а вытянутый струной хвост используя вместо руля. Через несколько минут мы поравнялись с верхушками деревьев. Еще немного – и я вспахал землю когтями ног, роняя Щученко и Святогневнева в сугробы. Посадочка вышла так себе, но главное, что все» живы.
Хотя не мешает убедиться.
– Лева, ты как, живой? – спросил я, выкапывая Святогневнева из сугроба.
– Дурацкие вопросы задаешь, Олег, – спокойно ответил Святогневнев, ища в снегу потерянную руку.
– Ты понял, что я имел в виду.
– Да нормально все, спасибо, что спросил. Я тебе не рассказывал, как я в пионерлагере ногу сломал?
– Не-а.
У нас там рядом пруд был небольшой метров пять глубиной. Купаться в нем запрещали, но мы все равно постоянно сбегали с тихого часа и купались. А мы с Эдиком Нахваловым любили с вышки туда сигать. Там с одной стороны склон был крутой – метров десять высота. Каждый день сигали. И вот однажды этот пруд зачем-то осушили. Причем не полностью, сволочи, – с полметра воды осталось. Мы с Эдиком, как обычно, с утра сбежали с вышки сигать. ну и сиганули. Даже не заметили, остолопы, что воды в пруду вроде как мало стало. Я-то еще легко отделался – я ногами вперед прыгал, так что только ногу сломал. Левую. А Эдик головой прыгал. ну и сломал себе шею. Тринадцать лет пацану было.
– Поучительная история, – задумчиво сказал я. – Не знаю, за каким хреном ты мне все это рассказал, но история поучительная. Спасибо, что поделился. Кстати, полковник, а с вами все в порядке?
Щученко что-то неразборчиво хрюкнул. Пока Святогневнев устраивал нам вечер детских воспоминаний, полковник безуспешно пытался принять устойчивое положение. Сугроб ему достался побольше, чем у Святогнева, так что возился Щученко долго. Выбравшись (с моей помощью) и отыскав потерянный ботинок (без моей помощи), он выплюнул немного снега, перемешанного с землей, и недовольно буркнул:
– Гвозди бы из вас делать, товарищ Бритва! Цельнометаллические! Вы, значить, ни для чего другого совершенно неприходны!
Я огляделся по сторонам. Мы сидим в каком-то лесочке, по уши в снегу, вокруг ни души, уже смеркается. Надо валить из этой страны. В смысле – пора мне заскочить к драгоценнейшей миледи Инанне. Спросить, что за хрень со мной творится, ну и просто чаю попить. Конечно, я давал зарок больше на Девять Небес ни ногой, но. это когда было-то? Полгода с гаком прошло. А я отходчивый, незлобивый и вообще добрый католик. Значит, мне сам Бог велел прощать обиды.