Сын Бляго

Зовите меня Джек. Вообще, если честно, я хотел, чтобы меня называли Язон. Или Тезей. Или, например, Монко — как того крутого типа из старого земного кино. Это фильм обожает смотреть мой старик, когда напьется (то есть каждый вечер).

Это хорошие имена.

А меня назвали Джек.

Нет, вы правильно поняли.

Как Джека-потрошителя.

Но я никого не убивал. Честно. Хотя иногда и очень хотелось.

Начну издалека. Роддом. Космические ясли, где папа улыбался

кибернетическим медсестрам (что характеризует его как нетрезвого романтика), а мама пыталась выдавить из себя меня и никому не улыбалась. Что, видимо, характеризует ее как рожающего практика.

Сосуды в ее глазах лопнули.

Но она все равно была прекрасна. Когда меня, пищащего и нудного, положили ей на руки, мама улыбнулась чудовищными красными глазами и сказала:

— Мой Джек.

На самом деле мама хотела назвать меня Язон. Или Тезей. Но папочка заявил, что назовет меня Монко, как героя Клинта Иствуда. Мама сузила красные глаза. Она ненавидела этот фильм. Это фильм отбирал у нее папу и вечерний ретро-повтор «Санта-Барбары». Теперь дурацкий вестерн собирался отнять у нее античного сына Язона. Или Тезея. Или Мейсона (кажется).

Но мамочка всегда была не промах.

Она не сказала: «Только через мой труп», как сделала бы на ее месте другая, менее целеустремленная женщина.

Она сказала: «Только, сука, попробуй. Убью».

«Хайби!» — укоризненно сказал папа и замолчал. Он вдруг вспомнил, что мама родилась в трущобах на старой Земле. Момент был напряженный. Мама могла в горячке позабыть, что является ученым с галактическим именем. А умереть героем папа рассчитывал на работе. Он был капитаном дальнего космического плавания.

«Назовем его Джек, — решил папа. — Кажется, в твоей Барбаре тоже есть кто-то с таким именем?»

Мама кивнула. Мир был восстановлен.

«А в вестернах Джеков как грязи», — небрежно добавил папа.

Так я в первый раз послужил компромиссом, а папа не умер.

Имя, как у глуповатой дурочки с соседнего факультета, к которой ты зачем-то подкатывал на вчерашней вечеринке.

Фиона. Это моя планета.

Буйство нестабильных ДНК. Заросли лжебаобабов, насиженных лжеворонами, среди лжестволов которых бегают лжецератопсы (или как их там?). До прихода землян на Фионе все цвело и пахло. С приходом — все начало вонять, тухнуть и отмирать. Другими словами: стабильные земные ДНК нагнули нестабильные фионские и круто их поимели.

Это я узнал из доходчивых объяснений мамы.

Которая, хоть и была микробиологом и доктором наук, все равно мыслила сугубо трущобными понятиями «кто сверху, тот и главный».

Студенты обожали мамины лекции. Я тоже.

«Каждый землянин — это генератор стабильности, Джек. Ты садишься попой на землю, и вокруг тебя начинают отмирать нейробиотические связи. Джек, ты слушаешь? Ты помыл руки, Джек?!»

«Ну, ма-ама.»

«Ешь свои хлопья. В радиусе трех метров вокруг твоей попы образуется аналог земной биосферы… Зачем ты засунул кошку в центрифугу? Ее тошнит! Джек!»

«Ей было скучно».

В возрасте восьми лет я узнал, что уникален. Как у всех гениев, это произошло в самый неподходящий момент.

— Джек Астрагрид! — строго сказала учительница. Я подскочил. — Пожалуйста, вынь голову товарища из унитаза и следуй за мной.

В кабинете директора меня ждали новости. Потные и лысые. Мужчина из департамента сказал «Поздравляю, молодой человек!» — и пожал мне руку. Потом сказал, что моего папу уволили в герои.

Он имеет право носить черный мундир там, где захочет, только не там, где это будет раздражать руководство космофлота.

Другими словами: одни стабильные земные ДНК нагнули другие стабильные земные ДНК и круто поимели. Папа больше не капитан.

Для меня это означало, что доказывать законы Архимеда теперь придется в другом месте. И элитная школа радостно открыла мне шлюз на выход. Имеешь скафандр? Вали путешествовать! В иллюминаторе задумчиво плыл голубовато-фиолетово-желтый диск Фионы.

К челноку меня провожала учительница. Она же помогла мне пристегнуть шлем.

«Джек, тебе сейчас не до этого. Но все же — ты пытался утопить своего товарища?».

«Нет, мэм. Я проверял, вытеснит ли его голова положенное количество жидкости, мэм. Первый закон Архимеда, мэм».

Я соврал.

На самом деле в унитазе завелась какая-то гадость и ее нужно было срочно стабилизировать земными ДНК. Мама бы меня поняла.

Зато учительница не поняла и растрогалась.

— Ты уникум, маленький Джек! — сказала она и поцеловала меня в шлем. Ее можно понять. Она была учительницей физики.

Весь полет до Фионы я разглядывал след ее бесцветных губ на прозрачном забрале.

Он у меня капитан космического дальнего плавания.

Именно он привел легендарный первый корабль колонистов на Фиону. На этом корабле было двадцать три тысячи человек, двести сорок три вида земных животных и мама.

Мама в то время была еще молодая, но уже умная.

Они вращались в разных кругах. Папа капитанил, мама ученила.

И тут папа неосторожно решил к ней подкатить. Он шел по коридору с бокалом мартини в руке, слегка покачиваясь и напевая. В бокале плавала оливка. И тут папа увидел ее. Она сидела на диванчике с книгой.

«Что вы читаете?» — снисходительно спросил роскошный капитан дальнего космического плавания.

«Адыгейские сказки», — спокойно ответила мама и подняла голову. Стальной взгляд трущобной красотки пронзил папу насквозь…

Он бросился к ее ногам.

Как многие властные мужчины, папа искал в своей жизни еще более властную женщину. Правда, он этого не знал и перепортил до встречи с ней множество других женщин.

«Вас тошнит?» — спросила мама на всякий случай.

«Какая милая ножка! — Папа поднял голову. Он знал, что у него красивые глаза. — Чудесный изгиб…» — И нежно провел пальцами. В тот момент папа еще не знал о чудесных свойствах другой маминой ноги. Удар!