Сын бомбардира
Шрифт:
— Никакой, Евгения Матвеевна! Мы с ним книгу о Коле Пищенко пишем.
В трубке раздался весёлый смех:
— Теперь ясно, почему он так допытывался, не родственница ли я лейтенанту Шварцу! У него есть подозрение — это с его слов! — что одна из ниточек родословной командира редута тянется ко мне. Но я же вам рассказывала, что семейный архив Михаила Павловича не сохранился… Но я подарю мальчику портрет лейтенанта.
— Вот спасибо, — обрадовались мы. — А откуда он у вас?
Евгения Матвеевна снова рассмеялась:
— Если ваш следопыт утверждает, что ниточка тянется ко мне, так почему бы не оказаться у меня портрету лейтенанта Шварца? И ещё одно: мальчик берёт тома энциклопедий, справочников и словарей на букву К. Может, я могу помочь?
Мы рассказали, что Стас разыскивает в старых книгах описание маленьких мортирок, из которых стрелял Николка Пищенко. В некоторых источниках их называют «кугорновыми», в других — «кегорновые». А в одном из документов мы встретили написание «регорасовые», что, исходя из смысла фразы, означает то же самое: двенадцатифунтовые мортирки. Что они собою представляли, почему так (и как точно) назывались? Наконец, каково было их прямое назначение в бою? Все эти вопросы очень интересуют нас, потому что Николка вошёл в историю именно с этими двумя мортирками!
— И пожалуйста, Евгения Матвеевна, пригласите к телефону нашего юного друга. Придётся сделать ему небольшое внушение.
Стас удивился, что мы разыскали его в библиографическом кабинете.
— Станислав Петрович, нельзя бросаться из крайности в крайность: то ты мобилизуешь целые отделы архивов и музеев, то устраиваешь секреты и тратишь уйму времени там, где специалисту не понадобится и пяти минут!
— Я бьюсь уже неделю. Даже сотрудники Панорамы, даже оружейники ничего не могут толком сказать! Ни в одной книге нет разъяснений про «кегорновые» мортиры. Откуда же библиограф…
— Стас, ты не представляешь себе, какие удивительные книги могут обнаружиться в подвалах Морской библиотеки!
Так оно и оказалось, Шварц отыскала редчайшее издание:
ВОЕННО–ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЙ ЛЕКСИКОН,
издаваемый обществом военных и литераторов
1843 г.
Санкт–Петербург.
То есть книга эта вышла за десять лет до начала Крымской войны. Вот какую выписку из неё принёс нам Стас.
«КЕГОРН (или Кугорн) — генерал–лейтенант и инспектор артиллерии и фортификации Голландской Республики в семнадцатом столетии…»
Это и есть изобретатель Николкиных мортирок.
Через несколько дней наш настойчивый следопыт появился с большим рисунком. Станислав сделал «портрет» двенадцатифунтовой кегорновой мортирки. На деревянном брусе–лафете устремлён вверх бронзовый короткий ствол с кольцевым утолщением. Ствол похож на старую медную ступку, которую и сейчас можно отыскать во многих квартирах. По торцам лафета — металлические ручки, как у сундука, чтобы легче было переносить кегорну с одной позиции на другую. Стреляли из неё пятикилограммовыми гранатами.
Под рисунком написано:
«Мортиры, которыми командовал одиннадцатилетний бомбардир Н. Т. Пищенко. Редут Шварца, июнь — август 1855 года».
— Ну, а теперь, Стас, — попросили мы его, —покажи нам портрет самого лейтенанта Шварца. Глядя на лицо двадцатидевятилетнего офицера, с тонкими чертами, маленькими усиками и набриолиненными волосами, трудно предположить и волю и незаурядную храбрость. Скорее лицо изнеженного, хрупкого человека. Но перед нами герой Синопа, командир редута, вошедшего в историю под его именем.
Вторые сутки редут сражается без своего командира. 7 июня Михаила Павловича Шварца в тяжёлом состоянии увезли в госпиталь. Утром сообщили: лейтенант пришёл в себя — будет жить! Радостное известие мгновенно облетело редут. Батарейцы облегчённо вздохнули.
К полудню наступило затишье. Пороховые дымы над головой растаяли, и вдруг оказалось, что небо словно голубоватый хрусталь, чистое и прозрачное. Артиллеристы — кто присел возле орудий, раскуривая самокрутки, кто растянулся на тёплой сухой земле.
Евтихий с Николкой попивали чаёк у своей «фурлыги»: мальчик из котелка, наставник — из «чугунки», черепка от разорвавшегося английского снаряда. Говорили про новые пули, что появились недавно в русских войсках.
— Придумал же хтось, гарно придумал! — кивал головой Лоик. — Закруглил пульку — и летит дальше, и бьёт куда сильнее.
— Дядя Евтихий, я насобираю свинца — отольём тогда «полушарные», а?
— Надо форму выковать, — задумался Лоик, как всегда в такие минуты почёсывая густую бороду.
«Полушарные» пули изобрели русские солдаты. У противника были нарезные ружья — штуцера, у севастопольцев — по большей части гладкоствольные. Стреляли они хуже английских и французских. Умельцы на бастионах начали отливать пули необычной формы, как полушарие. И оказалось, что даже при гладкостволках летят такие «гостинцы» намного дальше.
Евтихий соображал:
— Матрицу мы с тобой можем вот из чего устроить…
— Над головой нет–нет, да и посвистывали вражеские «лебёдушки». Николка, увидев, как одна из этих шальных пуль юркнула в кучу песка, подметил: из апрошей бьют — близко.
Евтихий пробасил:
— Палят по небу — и не жаль!
Бородач подлил в свою «чугунку» очередную порцию чаю.
Снова пропищала залётная пуля. Николка не заметил, куда она приземлилась, — чистил котелок.
— Стемнеет — пойду «по ягоды». Вон там, за камнями, их хоть пруд пруди.
«Ходить по ягоды» означало собирать пули.
— Нам сколько на первый случай надобно, дядя Евтихий?
Лоик не ответил. Он сидел, опустив руки с «чугункой», задумчиво склонив голову.
— Я так думаю, кисета пока хватит… дядя Евтихий… дядя Евтихий, вы что, спите?