Сын гетмана
Шрифт:
Князь молча величественно поклонился, взял Тимоша за руку и подвел его к богато убранному белому коню, покрытому серебряной парчовой попоной. Потом сам сел на коня, пропустил Тимоша вперед, и они торжественно двинулись к воротам, сопровождаемые всей остальной процессией. Сотни колоколов так громко загудели во всех ясских церквах, что заглушали собой шедших во главе процессии трубачей. Толпа единодушно, восторженно кричала:
– Да здравствует Тимош, храбрый воин!
Женщины усыпали дорогу душистыми цветами.
Все улицы были наполнены народом; народ сидел на крышах, на деревьях, на колокольнях. Ни одного вновь избранного князя не встречали с таким триумфом; Василий
На ступенях дворца их встретил митрополит с крестом и святою водою, а сверху из маленького окна высокой башни смотрела Локсандра; сердце ее, как птичка в клетке, забилось при виде мужественного статного воина, несмотря на все препятствия сумевшего завоевать ее себе.
VI
Сговор
На следующий день начался целый ряд торжеств, предшествовавших бракосочетанию. Прежде всего следовало совершить обряд сговора по старинному обычаю. Пан Кутнарский вызвался быть руководителем. Он зашел вечером к Тимошу, чтобы объяснить ему, что должно делать. Его встретил старинный его приятель – пан Доброшевский.
– Мое почтение пану! – с легкой иронией проговорил Кутнарский. – Каково здоровье пана?
– Благодарю пана за ласку! – холодно отвечал Доброшевский. – Живется мне очень хорошо. Пан Тимош – храбрый, благородный воин.
– Радуюсь благоденствию пана! – с еще большей иронией проговорил Кутнарский. – Полагаю, что пан тоже будет одним из печиторов (сватов).
– Кажется, пан Тимош хочет справить сговор по-украински. А впрочем, я доложу пану.
Он провел Кутнарского к Тимошу.
Тимошу, собственно говоря, было все равно, как ни справить обряды, лишь бы поскорее с ними покончить и увезти Локсандру к себе на родину; но упрямые казаки с Золотаренком, Носачем и Пушкарем во главе непременно хотели поддержать казацкую честь. Притом им пришлось вести переговоры с заносчивым паном Кутнарским, не хотевшим, да и не умевшим их уломать. Споры не привели ни к каким результатам; господарь решил в тот же день собрать семейный совет и сообща установить все свадебные обряды. На совещание явились сваты, жених, господарь с женой и еще несколько приближенных из семьи господаря.
Казаки предъявили свои требования: они желали, чтобы были соблюдены не одни только молдавские, но и украинские обряды. Господарю это, видимо, не понравилось.
– У нас ведь никто не знает ни ваших песен, ни ваших плясок, – говорил он, – еще, чего доброго, все перепутают и выйдет не торжество, а посмешище.
За казаков вступилась господарша.
– Отчего же не устроить так, чтобы совершить и наши, и их обряды? Мы поищем старых казачек; они научат наших боярышень украинским песням. Это будет даже весело! А если выйдет в чем-нибудь ошибка, храбрые воины нас не осудят; мы от души желаем угодить им! – весело проговорила она.
– У вас там, может быть, окажется что-нибудь такое, чего нельзя допустить по нашему придворному этикету! – сказал господарь с неудовольствием.
– Нет, Василий! – отвечала господарша. – Я отлично знаю все, что поется и делается на малороссийских свадьбах, песни хорошие, и нетрудно их выучить. Мы с Локсандрой уже целый месяц разучиваем эти песни, и казачки к нам ходят. Локсандра уже и плясать научилась.
Василий сердито сдвинул брови. Он собирался было заметить, что все это делалось за его спиной, без его позволения, но, взглянув на сиявшее лицо Тимоша,
– Хорошо! Я согласен, – проговорил он, – это дело женское, мне все равно. Я только желаю одного: чтобы наш обычай был соблюден во всей чистоте, чтобы никто не мог сказать, что дочь господаря взята насильно, как боевая добыча.
– Это значит, – тихо прошептал Золотаренко Носачу, – мы хотим, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.
– А как же мы будем по-вашему объясняться? – спросил Золотаренко, обращаясь к господарю.
– Я могу помочь затруднению, – вмешался Выговский. – Если мне в общих чертах укажут, что говорить, то я не затруднюсь.
– Ну и добре! – заметил Золотаренко. – Ты говори, а мы будем поддакивать.
Затруднения, таким образом, были устранены.
На другой день с самого раннего утра все засуетились, шумели, толкались. Весь женский персонал, начиная с княгини и кончая последней рабыней, проникся торжественностью минуты. И немудрено! Предстояло так разодеть княжну к сговору, чтобы она оказалась краше всех; надо было поразить и жениха, и сватов. Несколько самых знатных боярынь и боярышень были назначены к господарше и к княжне; они торжественно разбирали гардероб ее и обсуждали ее наряд до малейшей подробности. Локсандра только из приличия стояла тут же. Она совершенно равнодушно смотрела на богатую парчу, яркий шелк и драгоценные каменья. Если бы спросили ее мнения, она всего бы охотнее оделась в малороссийскую плахту и запаску с причудливым шитьем, подарок жениха, торжественно ей переданный утром паном Доброшевским. Но ее мнения не спрашивали, так как придворный этикет требовал особого великолепия; Локсандра покорно подчинилась ему, утешая себя мыслью, что покажется своему жениху в украинской одежде потом, когда будут исполнены все эти скучные церемонии.
Часа за два до назначенного времени в большом зале замка собралась вся знать; бояре и боярыни разместились на указанных им местах. Как только прибыли сваты, князь и княгиня вышли из внутренних покоев в сопровождении почетной свиты.
Роскошь и великолепие царили повсюду. Одежды князя и княгини горели алмазами, боярыни щеголяли одна перед другою богатым шитьем, дорогими шелками, парчой, бархатом и драгоценными уборами.
Наконец в залу торжественно ввели печиторов. В качестве старосты выступал пан Выговский в богатом кунтуше, опоясанном драгоценным поясом, с дорогою цепью на шее. Он подвигался вперед медленно, плавно, мягко, с полным сознанием собственного достоинства, нисколько, по-видимому, не смущаясь многочисленностью собрания. Совершенную с ним противоположность составляли остальные сваты. Их дюжие, коренастые фигуры с длинными чубами, черные, загорелые лица и простой наряд запорожцев, а главное, огромные неуклюжие сапоги, работы сечевого мастера, невольно обращали на себя внимание всех присутствовавших. Казаки чувствовали себя неловко, не знали, куда девать руки, на кого смотреть.
Подойдя к князю, Выговский начал свою речь плавно, красноречиво, со всеми нужными оттенками; по зале пронесся шепот одобрения.
Он говорил:
– Светлейший князь, высокопрославленный господарь! Мы охотились с господином нашим, храбрым паном Тимофеем, сыном знаменитого гетмана всея Украины, Богдана Хмельницкого, и забрели в твою землю, обильную медом и млеком. Заманила нас сюда еленица стыдливая, боязливая, заманила и скрылась в доме твоем. Мы пришли по следам ее, утомились, догоняя ее, и просим тебя отдать ее нам или указать, куда она убежала.