Сын капитана Алексича
Шрифт:
Он раскрывает свой блокнот, с которым никогда не расстается, и мы видим нарисованное им грубоватое мужское лицо с широкими скулами и запавшими глазами. В зубах — трубка, кадык оброс короткой густой шерстью.
— Правда, колоритен? — наклонив голову, Сергей любуется портретом. — Герой рассказов Джека Лондона, этакий матерый морской волк… Я как увидел, загляделся, стал рисовать его и гудка не расслышал. Так до Ватутина и проехал, все рисовал. Потом опомнился, скорее обратно. Спасибо, попутный катер попался, а то бы встречного парохода
— А Егор что же? — спрашиваю я. — Почему он тебе не напомнил, что надо выйти?
— А он тоже, наверное, позабыл, — простодушно признается Сергей.
Мы смотрим с Семеном друг на друга и вдруг начинаем хохотать. Мы буквально падаем на землю от смеха, а Катя, не обращая на нас никакого внимания, сурово и пристально глядит на Волгу.
— В этом весь Серега, — говорит Семен, отдуваясь и вытирая слезы, выступившие на глазах от смеха. — В этом он весь…
— Я пошла, — мрачно говорит Катя. — Мы и так уже, кажется, опоздали.
Мы бежим по улице, я с Семеном позади, Катя и Сергей впереди. Я слышу, как Сергей говорит Кате:
— Не сердись, Катя, родной мой…
Мы догоняем их у ворот «Розы ветров». Они держатся за руки. Они забыли о нас, обо всем на свете.
Катя вытирает своим платком его лоб.
— Можно ли так бегать? — спрашивает она. — Ты же весь мокрый!
Семен надувает щеки и печально трубит:
— Молчи, безнадежное сердце…
Во дворе нас встречает Надежда Поликарповна. Она в парадной форме — синее шерстяное платье с широким поясом, вокруг шеи — кружева.
— От вас от всех просто голову потерять можно, — говорит она низким голосом и негодующе сморкается в большой, усеянный горохами носовой платок.
Семен берет ее за руку.
— Пульс неровный, слабого наполнения. Явное расстройство симпатической нервной системы.
— Зато у вас она очень симпатичная, эта самая система, — обиженно замечает Надежда Поликарповна.
Она оглядывает нас, одного за другим, мимоходом поправляет воздушный шарфик на плечах Кати и подталкивает Семена вперед:
— Пошли скорее…
7
Еще в детстве, когда я чего-то желал, я часто думал: ну и что ж, это же пройдет, это будет и пройдет, и я буду только вспоминать о том, что было…
Позднее, став старше, я приучил себя так же относиться ко всему, что бы со мной ни произошло. Ведь все, в общем, проходит, и хорошее и плохое…
Прошла и наша встреча друзей. Собственно нас «стариков», было немного, зато кругом собрались нынешние обитатели «Розы ветров», и они приготовили нам самую что ни на есть радушную встречу: пели, танцевали, показали нам все свои трофеи, выращенные ими на Сухой балке, а потом мы — Семен, я, Сергей и Катя — рассказали о том, как мы жили здесь, в «Розе ветров», как живем, учимся и работаем теперь…
Я забыл сказать, о том, что Семен пел. Сперва он важничал, ломался и щеголял всякими умными словами: «я не в голосе», «у меня регистр спущен, связки ослабли», а поломавшись вдосталь, вышел на сцену и пел все, что его просили, от «Сомнения» Глинки до песни «Синий платочек».
Когда Семен вернулся на место, он сказал Кате:
— Я пел нынче для тебя.
— Да, — сказала она равнодушно; она даже не дала себе труда вникнуть в смысл его слов, ей было решительно все равно, для кого он пел.
Он опустил голову, надув толстые губы. Потом спросил Катю:
— Ты его очень любишь?
— Кого? — Катя даже вздрогнула от неожиданности. Не сговариваясь, оба посмотрели на Сергея. Он рисовал что-то в своем блокноте. Темная прядь волос упала на его лоб. Густые тени от ресниц легли на чуть впалые, плохо выбритые щеки.
Катя придвинулась к нему:
— Опять меня рисуешь?
Сощурив глаза, она вглядывалась в рисунок.
— Неужто я такая красивая?
— Нет, не такая. На самом деле куда лучше…
Он рисовал ее всегда и везде, на книге, на столе, в тетради. Мне кажется, стоило ему взять карандаш, как пальцы его сами собой начинали рисовать Катин профиль.
Я вспомнил о листке, который мне оставил Егор. Когда ребята разошлись и мы, взрослые, остались одни, я вынул листок из кармана. Это были стихи. Я прочитал их вслух:
Все проходит… Останется дружба,
Только мы не забудем с тобой
Дом, в котором прошла наша юность,
Дом над Волгой — любимой рекой.
Где б ты ни был, мой друг, мой товарищ,
На какой бы ни жил ты земле,
В этот день ты, наверное, вспомнишь
Всех товарищей детских лет!
Все молча выслушали меня, а Надежда Поликарповна сказала:
— Он может писать куда лучше. Эти стихи, конечно, написаны наспех.
— Так он же торопился, — возразил Сергей. — Всего на несколько часов приехал, так, с ходу написал и оставил для нас…
— Откуда ты знаешь, что он их писал именно сегодня? — резонно заметила Катя. — Может, они давно уже приготовлены к этому дню?
— «Дом, в котором прошла наша юность», — задумчиво повторил Семен. — А ведь верно, вспомнишь, и не раз…
— От вас от всех просто голову… — сказала Надежда Поликарповна и оборвала себя. И вдруг мы увидели, как эта резкая, мужеподобная женщина вынула свой усыпанный горохами носовой платок и сердито вытерла им глаза.
— Егору надо учиться, из него, по-моему, может получиться поэт, — сказал Федор Кузьмич. — Я у него как-то тетрадку стихов выпросил, там, на мой взгляд, неплохие стихи есть. Я послал эту тетрадь в Москву к…