Сын лейтенанта Шмидта
Шрифт:
— Девочки, не смотрели вчера «Полчаса с Миркиным»? Блеск! Был в Каннах, видел все ленты, всю порнуху, брал интервью у звезд. Говорит, в будущем сезоне в моде будет сеть.
— Какая сеть? — ахнул архив.
— Рыбацкая. Берете платье и вшиваете спереди сеть. Шарон Кейт уже была с сетью. С ней танцевал в акваланге сам принц Монакский.
— Принц — это авторитет, — согласился Николай, которому понравились девицы. — И акваланг — публика в шоке. Только танцевать неудобно — наступают на ласты.
Между тем суровая мексиканка уже приняла из рук вернувшегося Сэма пестрый бумажный квадратик, лизнула и вклеила марку в журнал.
—
Следуя за светловолосой, члены товарищества смогли заглянуть на ходу в приоткрытую дверь и увидеть некрополь, в котором было похоронено архивное богатство. В освещенных тусклыми лампочками проходах на стеллажах громоздились айсберги металлических, картонных и фанерных ящиков и ящичков, пронумерованных, надписанных, запертых на стальные замки и завязанных плетеными шнурками, стояла садовая лесенка и тихо журчали льющие зеленый пограничный цвет лампы.
Светловолосая, оставив галеасцев в комнате с единственным зарешеченным окном наедине с коротконогим столом, предупредила: «Никуда не выходить!», прошла в зал, взлетела на стремянку и принялась двигать один ящик за другим.
— Ваш дом тут, — она соскользнула с лесенки и, прижимая ящик к груди, внесла добычу в комнату. По-лягушачьи крикнув замками, ящик раскрылся. Девушка начала перебирать в нем дела.
— Пардон, небольшой вопрос. Как нам с вами общаться? — поинтересовался председатель товарищества. — Капа, это ведь эвфемизм?
— Капитолина.
— Милое имя. Когда-то его можно было расшифровать как «Смерть капитализму». Знаете, какое имя больше всего как-то поразило меня? Крымзетка — «крымское землетрясение». Была такая знакомая в Симферополе.
— Вас что интересует?
— Частная переписка семейства Фаберже. Все написанное рукой Андре и Эвелин Фандерфлит.
Капитолина провела пальчиком по странице сверху вниз.
— В этом деле ничего похожего… И в этом… Здесь письма, написанные после 1924 года… Ваши должны быть… Постойте, тут что-то не то. Да, да, писем нет, вместо них вкладыш. Но этого не может быть! — воскликнула она, — документы из архива не выдаются.
Держа ящик перед собой в вытянутых руках, как выносят из раскопа обнаруженный в земле снаряд, она вернулась в зал. Обескураженные искатели хрустального сокровища послушно проследовали за ней.
— Вера Петровна, единицы хранения, которые ищут эти господа, мы выдали.
— Как это могло случиться?
Мексиканка, нахмурясь, прочитала вкладыш, подсела к компьютеру и, легко касаясь пальцами белых кнопочек, набрала ключевое слово «Старовоздвиженский». В ответ машина сообщила, что архив адмирала Старовоздвиженского находится в Твери, разрозненные документы дома терпимости, принадлежавшего мещанину Старовоздвиженскому, следует искать в Москве, а коллекция бумаг, полученных от коммуны писателей, проживавших по адресу «Старовоздвиженская, 17», наличествует.
— Говорите — Фаберже? Поищем в Интернете.
Голубой экран охотно откликнулся на просьбу и сообщил кучу сведений о вулкане Фабжо в Индонезии, о завещании техасского миллионера Фабера и об очередном расследовании ФБР в Америке. В заключение прибор выбросил сайт прозаика Светланы Файбисович, на котором было помещено начало ее нового романа для женщин: «У Нелли давно не было клиента…»
— Вернемся назад.
Пальчики снова пробежали по клавиатуре. На этот раз упрямая электроника сдалась и сообщила: «Временно взяты с правом выноса».
Мексиканка
— Действительно, выданы, — полистав карточки, нехотя сообщила она. — Три дня назад десять единиц хранения, распоряжение мэрии и личное указание директора. Для начальника департамента недвижимого имущества. Так что, господа, придется вам ждать, когда документы вернут.
Обескураженные галеасцы двинулись к выходу.
— Ариведерчи, девицы, — сказал Николай. — Рад был познакомиться. Вижу, в архивном ремесле сдвиги: скрестить электронику со стремянкой — это что-нибудь да значит. Будете вшивать сеть, берите капроновую зеленую. Вошьете, вас нельзя будет отличить от русалок… Чао!
Сопровождаемый сантехником, он покинул архив.
На лестничной клетке курила Капитолина.
— Вы очень расстроены, мальчики? — спросила она. — Обалдеть! Чтобы выдать кому-то на руки единицы хранения, такого у нас давно не было. Вам просто не повезло.
— А нельзя ли узнать фамилию человека, который унес в лапах нашу законную добычу?
Капитолина засмеялась…
— Постараюсь… Но учтите — только для вас. Когда Петровны не будет, поищу. Оставьте ваш телефон. Как вас зовут? Николай? А мне показалось, что в вас есть что-то восточное. У меня муж африканец. Сейчас он в Марокко, — и, кинув на посетителей победоносный взгляд, она, потушив о стену сигарету, вернулась в зал.
— Странно, из-под самого носа уносят никому, кроме нас, не нужные письма, — сказал Николай. — Что за любитель старины решил покопаться в переписке Фандерфлитов и Фаберже? Но выше голову, Сэм, история знает сотни подобных недоразумений. Ведь пришли же в один и тот же день на Бородинское поле французы и русские. Пришлось драться.
Они вышли из дома. По проспекту русского фельдмаршала, взявшего когда-то в плен Емельку Пугачева, мчалась, обгоняя друг друга, разная моторизованная сволочь. Рядовые граждане перебегали проспект вне зоны перехода. Из переулка выступила демонстрация гомосексуалистов. Они шли на митинг и несли огромный надувной презерватив. Резиновое изделие пропускало воздух. Демонстранты то и дело останавливались и подкачивали изделие насосом.
— Однако вернемся к нашим бумажкам, — сказал Николай. — Что, если нам прямо сейчас махнуть в мэрию? Незачем откладывать дело в долгий ящик. Американский паспорт при вас? Это обеспечит хороший прием. Может, и повезет.
Глава тринадцатая
ВАКХ И ВАКХАНКА
Мэрия, куда направили свои стопы два члена товарищества, помещалась в бывшем дворце бывшей великой княгини. Дворец был недавно отремонтирован. Помещения лучились. Горели начищенной бронзой приделанные к стенам на каждом углу светильники. Сияли отполированным дубом двери, косо вниз отражали дневной, льющийся из зеркальных окон свет, плафоны. На них сиротливо жались притерпевшиеся ко всему ангелы и купидоны. Они видели и балы, которые устраивала в прошлом великая княгиня, и перепоясанных пулеметными лентами матросов, и чинных, в белых сорочках и черных галстуках депутатов советов трудящихся, молчаливых, вежливых, со спрятанными на груди красными книжечками, и шумных, скандальных народных депутатов без книжечек, но с такими же галстуками и, наконец, теперь наблюдали деловито вышагивающие, увешанные учеными бородами комиссии и делегации, а также бесшумно скользящие группки «новых русских», шепотом произносящих заветные слова «лицензия» и «квота».