Сын Люцифера. Книга 4. Демон
Шрифт:
Внезапно в сердце Черновскому что-то кольнуло. Он испуганно замер и прислушался к своим ощущениям и в следующее мгновенье покачнулся и грузно оперся рукой о край стола. Ему захотелось закричать, завизжать-заверещать от совершенно непереносимого страха, как свинья! как поросенок, которого собираются резать!! Ви-и-и-и-и!!!!!
Он нашел, наконец, ножницы. Обнаружил их. Ножницы были в нем самом, внутри его. У него в душе. Он ясно чувствовал их. Чувствовал эту туго натянутую, тонкую нить Ксюшиной жизни, Ксюшиной судьбы. И знал, что может в любой
И знал также, что и у нее в душе отныне есть такая же. Такая же точно нить. Жизни и судьбы. Только его собственной. Нить и ножницы. Блестящие и остро отточенные. И что она тоже в любой момент ими может... Вжик!..
Каждый из них был отныне заложником другого. Находился в его полной и безраздельной власти. И это было ужасно.
* * *
Когда через полчаса Ксюша проснулась и вышла из комнаты, Черновский сидел на столе, свесив ноги, и курил, рассеянно стряхивая пепел прямо на пол. Рядом с ним на столе лежала груда долларов.
Ксюша остановилась как вкопанная, зачарованно на них глядя. Потом медленно подняла взгляд на мужа.
— Что это?
— Что-что!.. — принужденно усмехнулся тот. — Сама видишь, что. Миллион долларов, как нам вчера и обещали. На блюдечке с голубой каемочкой. Все точно, как в аптеке. Тютелька в тютельку! Вы не в церкви, вас не обманут!
Черновский пытался за развязностью тона скрыть свое смятение и замешательство, но ему было не по себе. Очень даже не по себе!.. Жутко как-то... На душе было тяжело. Как будто там лежала огромная тысячепудовая чугунная плита.
— Откуда они взялись? — неуверенно спросила Ксюша, переводя глаза с глупо хихикающего мужа на доллары и обратно.
— Откуда-откуда!.. — преувеличенно-бодро пожал плечами Черновский. (Чего я повторяю все как попка! — тут же раздраженно подумал он.) — Ниоткуда. С неба свалились! — он комически воздел руки и завел глаза. — Как и наш вчерашний гость. Я вошел, а они на столе лежат.
— И что теперь? — Ксюша, судя по всему, совершенно растерялась и никак не могла сориентироваться в происходящем.
— А что теперь? (Тьфу ты! — со злобой выругался про себя Черновский. — Заклинило.) Ничего. Все прекрасно! Денег у нас теперь полно!.. Куры не клюют! — он небрежно поворошил свободной рукой доллары. — Заживем на славу. Правда? — совершенно неожиданно для себя добавил Черновский, как-то искательно и в то же время слишком уж пристально глядя на жену. Словно хотел заглянуть ей в душу.
— Не знаю... — еще более неуверенно протянула Ксюша и медленно пожала плечами. — Наверное... Ну, да...
— Слушай, Ксюш! — Черновский замялся, исподлобья поглядывая на жену. — А ты... ничего не чувствуешь?.. — он на секунду отвел глаза, потом опять бросил на жену быстрый взгляд. — Ну, ножницы, нить судьбы... — помнишь, он там говорил... — неохотно пояснил Черновский, видя, что жена смотрит на него с недоумением.
— Да нет, вроде... — начала было Ксюша и вдруг остановилась. Лицо ее исказилось, дыхание стало частым и прерывистым. — Чувствую! — глядя на мужа широко раскрытыми глазами, потрясенно объявила она. Сердце у Черновского покатилось куда-то в пропасть. — Чувствую! — упавшим голосом еле слышно повторила Ксения.
Господи боже!.. — Черновский дрожащей рукой затушил в пепельнице сигарету, спрыгнул со стола и подошел к жене.
— Ну-ну!.. — приговаривал он, прижимая к груди плачущую женщину и ласково поглаживая ее по волосам. — Успокойся!.. Все будет хорошо. Мы же любим друг друга.
* * *
С этого дня жизнь Глеба Черновского... даже не изменилась. Она превратилась в сущий ад!! Он думал теперь об этих чертовых ножницах постоянно. Днем и ночью. Засыпал и просыпался с одной только этой мыслью. Буквально сходил с ума!
Сознавать, что твоя жизнь находится в чьих-то руках, в руках постороннего человека, было невыносимо! Ну, пусть не постороннего, пусть даже самого родного, близкого и любимого — все равно! Это сейчас он близкий и любимый — а завтра?..
Черновский ловил себе на этой мысли и ужасался.
Я же ее люблю! Люблю!! — с отчаяньем твердил себе он. — Как же я могу о ней так думать?! Сомневаться!
Но все это было бесполезно. Сомнения не исчезали. Более того, они с каждым днем все усиливались и усиливались. Росли, как снежный ком!
Да, я ее, конечно, люблю... — оправдывался перед собой Черновский. — Но все мы живые люди! Жизнь есть жизнь. Всякое бывает! А вдруг она меня завтра разлюбит? Полюбит другого. А я ей буду мешать. Что тогда? К тому же эти деньги... Черт! Что я такое думаю?! — спохватывался он, но остановиться было уже невозможно. Клубок продолжал разматываться.
К тому же деньги были действительно очень весомым аргументом. Очень! И никуда от него было не деться. Миллион долларов это вам!.. Это миллион долларов. Да за такие деньги!.. И если я вдруг умру — все они ей одной достанутся. Целиком! Н-да... А если она вдруг влюбится или даже просто любовника себе заведет... Н-да..
И т. д. и т. п. Главное, было начать. А там уж!.. Услужливое воображение охотно подсказывало вариант за вариантом, рисовало убедительнейшие картины, одна кошмарнее другой. Дело пошло!
Не прошло и месяца, как Черновского было не узнать. Из прежнего сильного, спокойного и уверенного в себе человека, мужчины, он превратился в какое-то мрачное, подозрительное существо, злобное и раздражительное. К тому же втайне боящееся своей жены. Да, как ни стыдно ему было себе в этом признаться, но Черновский своей жены теперь действительно боялся. Боялся — и все! И ничего не мог с собой поделать. Да и как тут не бояться, когда..! Как в фильме. Чик! — и ты уже на небесах. Одно легкое движение руки — и брюки превращаются... брюки превращаются... Вжик!.. Да черт меня побери совсем!!