Сын Неба
Шрифт:
– Увы, жизнь со мной будет долгим и тяжким странствием, - со вздохом ответил Марко.
– Дитя верблюжьего кизяка не страшится странствий, - ответила Си-шэнь.
Долгое-долгое мгновение Марко размышлял. Женщина, которая смогла бы разделить все тяготы его скитаний. Он даже не смел надеяться встретить такую. А теперь - точно не мог надеяться встретить другую такую вновь.
– Так я и сделаю!
– выкрикнул он.
– Да!
Карие глаза девушки заблестели от радости под золотыми лучами восходящего солнца.
– Я немедленно скажу отцу, чтобы он переговорил с твоим хозяином!
А потом Марко повернулся в седле, чтобы поцеловать Си-шэнь - еще... и еще.
17
Кунь: Исполнение.
Желтая земля сверху; желтая земля снизу.
Стойкая кобылица находит друзей на юго-западе.
– Нет, Марко! Даже и речи быть не может!
– заявил своему сыну мессир Никколо Поло.
– Это путешествие слишком опасно для женщины - а она слишком опасна для нас. Одна женщина среди стольких мужчин неизбежно навлечет беду.
Все трое Поло стояли во внутреннем дворике постоялого двора, наблюдая за репетицией актеров. Си-шэнь, в желтой шелковой куртке и шароварах, с перевязанными желтой лентой в два змеиных хвоста волосами, практиковалась в акробатике. Сначала она легла лицом вниз на соломенный мат в центре помоста и неправдоподобно выгнула вверх голову, руки и ноги. Потом одной рукой стала осторожно устанавливать тарелки, блюдца и наполненные водой чашки на поднятую голову, подошвы и ладонь другой руки, пока над ней не воздвиглись колеблющиеся и позвякивающие горки посуды. Слуги постоялого двора и играющие поблизости в шахматы торговцы изумленно глазели на девушку, тыкали пальцами и хохотали. Наконец, с той же предельной осторожностью, Си-шэнь опустила всю посуду на землю.
– Марон! Надо же, как искусна!
– воскликнул Маффео.
– Но не бросает ли ее искусство вызов грубым вкусам? Не потакает ли им? И разве ты, Марко, не встречался - и не проводил время - со многими обворожительными гетерами на всех тех дорогах, которыми мы следовали?
– Дядя Маффео хитро подмигнул племяннику и сунул в рот пригоршню соленых зерен.
– Да, встречался, - ответил Марко.
– И достаточно со многими, чтобы понять, что она... особенная... не такая, как все.
– Для разговора об "особенных", сынок, у нас будет время, когда мы вернемся домой, - с непривычной теплотой в голосе сказал Никколо, перебирая свои нефритовые четки.
– Что, если Хубилай скоро нас отпустит? А, Марко? Что тогда? Мы с твоим дядей тоже холостяки - но у нас и в мыслях нет обременять себя женами и наложницами, детьми и домашним хозяйством в этих языческих краях. Наше богатство остается в наших кошельках для самоцветов, а наши привязанности остаются в Италии. А почему? Потому что мы хотим располагать собой, чтобы всегда иметь возможность вернуться под наш фамильный герб с четырьмя скворцами. И мы рассчитываем, что и ты, мой мальчик, вернешься с нами в родную Венецию, где тебе можно будет найти христианскую невесту подобающего происхождения, которая обеспечит фамилию Поло наследниками. И позволь мне напомнить тебе, Марко, что христианки, мягко говоря, не очень охотно делят домашнее хозяйство с наложницами! Что ты тогда будешь делать со своей прелестной катайской актрисой? Утопишь ее в канале? А здесь хозяин девушки отдаст ее солидному господину, способному обеспечить все ее потребности на всю оставшуюся жизнь. Поверь, много достойных мужчин захотят ее купить. Они и дадут ей ту роскошь, к которой всегда так стремятся женщины. А что хорошего принесешь ей ты, если купишь ее по прихоти, а потом бросишь? Добра не будет ни твоей семье, ни тебе самому. Нет, Марко. Я сказал - нет!
Си-шэнь тем временем встала на голову на фарфоровой урне, одновременно вращая подошвами босых ног два ярких зонтика из рисовой бумаги. Бело-голубая урна балансировала на деревянной подставке - а та, в свою очередь, на красном лакированном столике, который держали на своих мускулистых плечах два актера из труппы. Когда девушка, наконец, спустилась на землю, Марко отозвал ее в сторону.
– Ну как?
– с нервным смешком спросила Си-шэнь.
– Они разглядывали меня будто тушеную курицу на рынке.
– Сказали - нельзя, - грустно ответил Марко.
– Они надеются скоро вернуться домой и говорят, что дорога слишком тяжела для женщины. Я-то знаю, что они не правы. Но я так же должен подчиняться своему отцу, как ты - своему хозяину. Обязательно оставь на этом постоялом дворе записку, куда вы направитесь дальше, и оставляй такие же записки на всех постоялых дворах всех городов, где побывает ваша труппа. Вот тебе одна из моих личных печатей - можешь запечатывать записки ею. Если мы справимся с поручением великого хана, он вознаградит меня всем, что я пожелаю. А я желаю тебя, Си-шэнь. Я пройду по твоим следам, найду тебя и привезу в Ханбалык. А пока постарайся поводить за нос своего хозяина и потянуть время. Я обязательно тебя найду. Обещаю.
– Если только меня к тому времени не продадут, - грустно ответила Си-шэнь и попыталась улыбнуться. В глазах у девушки стояли слезы. Потом она вернулась на помост и, видимо от огорчения, устроила целый фейерверк акробатических трюков. Легкая как воробышек, Си-шэнь грациозно изгибалась, головокружительно кувыркалась и прыгала - носилась по сцене, будто пушинка на ветру.
Марко задумался о том, что заставляет человека находить особую красоту и привлекательность в тех местах, где он что-то - или кого-то - оставляет позади. Когда они входили в этот провинциальный городишко Гуэлинь, Марко не чувствовал ничего, кроме усталости и тревоги. И люди, и животные нуждались в отдыхе, а троим Поло к тому же требовалось обсудить дальнейший маршрут. Теперь же люди славно отъелись, несколько ночей поспали под крышей и получили на императорской почтовой станции приблизительные карты, свежих животных и припасы.
Встреча с Си-шэнь запала глубоко в душу молодого венецианца, и, покидая гостеприимный город и наслаждаясь его экзотической красотой, он чувствовал тяжкую тоску. Сгорбившись на своем пони, Марко наблюдал за утренними хлопотами горожан, занятых своими семьями и работой по дому. Уличные торговцы продавали со своих лотков-кухонь вдоль обсаженной коричными деревьями дороги пышущую паром рисовую кашу и пончики. Бритоголовые чумазые ребятишки в ярких стеганых курточках забавлялись шумными играми в грязных проулках, где в поисках объедков слонялись свиньи и цыплята. А вот крестьянин в широкополой соломенной шляпе ведет на поле своего смирного буйвола - и останавливается поболтать с торговцем побегами молодого бамбука, которые тот тащит в тяжелой плетеной корзине, свисающей с наплечного шеста. Вот тощий пес - стоит и лает среди горшков с луком-резанцем на носу сампана, который одновременно и плавучий дом и средство существования для рыбака, что шестом выталкивает свое судно из дерева и ивовых прутьев в речную быстрину.
И никто из них, похоже, не замечал особого очарования ни загнутых вверх соломенных и черепичных крыш под бледным утренним солнцем, ни окутанных дымкой холмов. Ряды вершин внезапно возникали перед глазами, будто шпили из складчатой зеленой парчи - и исчезали в отдаленной речной мгле. Но горожане не останавливались насладиться этим великолепием, ибо занимало их только одно - как бы наполнить рисовые чашки своих домочадцев. А кроме того, они никого и ничего не оставляли позади. Марко же буквально впивался глазами в зеленеющую роскошь города, в сверкающую реку, что вилась меж похожих на зубы демона холмов, - и глубокая печаль туманила его взгляд.
И все же времени погружаться в столь трогательные чувства и у Марко оказалось немного. Стоило отряду миновать кирпичные стены города, как людские толпы и сутолока быстро испарились. Вскоре они выехали на пустынный проселок, что шел вдоль реки сквозь плотные заросли бамбука. Там Марко поотстал от остальных, желая остаться наедине со своими грустными мыслями - которым вскоре суждено было резко прерваться.
Четыре фигуры в плащах выскользнули из бамбуковых зарослей. Четыре призрачные фигуры в плащах из овечьих шкур окружили его пони. Твердые как сталь пальцы зажали Марко рот. Четыре пары сильных рук, несмотря на сопротивление, быстро стащили его на землю и отволокли в полумрак тенистого оврага.