Сын неба
Шрифт:
– Пожалуй, ты прав.
– Уже есть зацепка. Значит, рано или поздно мы его расшифруем...
– Да, по частоте повторяемости отдельных букв. Чистейшая математика и статистика! И все-таки я прав, а не ты: ключ к этому тарабарскому языку надо искать, как в обыкновенной шифровке. Мы с тобой сейчас в положении Вильяма Леграна, обнаружившего кусок пергамента с криптограммой пиратского атамана...
– Какого еще Леграна?
– Маэстро, надо знать классиков. Эдгар По, "Золотой жук".
Я легко отыскал на полке серый томик
– Итак, что сделал проницательный Вильям Легран? Он подошел к расшифровке строго научно. В любом языке каждый элемент - звук, буква, слог и тому подобное - повторяется с определенной частотой. На этом и основана расшифровка секретных кодов. Зная, что в английском языке чаще всего употребляется буква "е", Легран подсчитал, какая цифра наиболее часто встречается в пиратской криптограмме, и всюду вместо нее подставил эту букву. Потом, опять-таки по закону частоты повторения, он буква за буквой разгадал всю шифровку и узнал сокровенную тайну пиратов: "Хорошее стекло в трактире епископа..."
– Не вижу все-таки особенного сходства с той задачей, какая стоит перед нами, - перебил он меня.
– Слушай, ты иногда бываешь удивительно непонятлив! Эту фразу можно зашифровать так, как сделал пиратский атаман Кидд.
Я набросал на листочке бумаги криптограмму из рассказа:
53?? + 305) )6х; 4826) 4+-)4?
– А можно её зашифровать и по-другому - словами. Скажем: "Лобасто кире а курако пула..." Получается в точности твой тарабарский язык. Теперь достаточно переписать это греческими буквами, которых я не знаю, или латинскими и можно выдавать за древний манускрипт на неведомом языке.
– Я тут же проделал эту несложную операцию и подал ему листочек.
– Пожалуй, ты прав, - пробормотал он, разглядывая его.
– Это можно расшифровать...
– Но ты знаешь, дорогой мой осквернитель древних могил, сколько времени тебе на это потребуется?
– Я быстренько прикинул на подвернувшемся под руку клочке бумаги.
– Да, к концу жизни, глубоким стариком, ты, наконец, прочтешь: "Настоящим удостоверяю, что мною, жрецом А. И. Еврипидусом, действительно украдены из казны храма 3 - в скобках прописью: три - бронзовые иголки". Что и говорить - лучезарная цель, ей не жалко посвятить жизнь!
– Трепач ты, Мишка!
– вздохнув, сказал он.
– Во-первых, каждый новый документ древности очень важен для науки. А во-вторых, я не собираюсь корпеть над расшифровкой, как некий кустарь-одиночка. Опубликую копию в журнале, и общими силами мы как-нибудь разгадаем эту загадку в ближайшие годы.
– А в ближайшие недели не хочешь? Ты забыл, что в наше время самые выдающиеся открытия совершаются на стыках далеких друг от друга наук?
– То есть?
– То есть тебе на помощь придет всемогущая кибернетика, разумеется, в моём лице.
И знаете, что он мне ответил, этот зарвавшийся наглец?
– Я знаю, - говорит, - что нынче некоторые не надеющиеся нахватать звезд в
– Ах так?
– сказал я.
– Тогда нам не о чем разговаривать.
Но тут он начал всячески улещать меня:
– Ладно, не ершись, это я так, ради красного словца брякнул. Конкретно что ты предлагаешь?
– Предлагаю положить твой орешек на зубок электронно-вычислительной машины. Договорюсь с шефом, думаю, он разрешит провернуть эту работёнку в нашем институте. Раз документ написан известными буквами, но на неизвестном языке, его можно рассматривать как шифровку. Чтобы подобрать к ней ключ, тебе придется возиться несколько лет. А машина это сделает гораздо быстрее.
– Неужели это возможно?
– Прощаю тебе сомнения только потому, что ты полный профан в кибернетике, - величественно сказал я.
2
(Рассказывает Алексей Скорчинский)
Признаться, я не слишком верил радужным обещаниям друга. Хотя, конечно, насчет того, что "в стране слепых и кривой - король", - это я сказал несправедливо. Товарищи по работе Михаила весьма уважают и ценят; судя по их отзывам, он там, в своем институте, если и не король пока, то, во всяком случае, подающий большие надежды принц.
И в то же время не замыкается он в узкопрофессиональную "скорлупу" - это мне тоже в нём нравится. И астрономией увлекается, и в литературе разбирается неплохо, а теперь еще затеял какие-то мудреные опыты с палеомагнетизмом, замучил меня совсем, требуя все новые и новые образцы для анализов. Вот только в истории и археологии слабоват, но ведь никто не обнимет необъятное!..
Уже на следующий день Михаил позвонил мне и сказал, что имел "предварительную дипломатическую беседу с шефом и дело разрешится в самое ближайшее время".
– Приезжай сейчас же в институт, я тебя жду, - позвонил он через неделю. Шеф разрешил заниматься твоей шифровочкой после работы. Надо подготовить все материалы. На той неделе нам дадут машину на тридцать шесть часов...
– Только?
– огорчился я.
– А что мы успеем за это время?
Он так яростно засопел в трубку, что я торопливо добавил:
– Ну ладно, ладно, еду.
Институт находился за городом, километрах в сорока от Москвы. Прямо посреди сосновой рощи поднимались высокие корпуса, сверкая на солнце огромными окнами. И внутри все было новенькое, ультрасовременное. Я чувствовал себя не очень уютно в этом совершенно непонятном мне мире машин, окруженных защитными проволочными сетками, словно звери в зоопарке; приборов, занимающих целые комнаты; подмигивающих цветными лампочками пультов от пола до самого потолка.
Паренек, в синем халате, с торчащей из кармашка логарифмической линейкой, был, наоборот, очень немногословен.