Сын полка
Шрифт:
– Хорошо. Теперь я его буду стричь так, как я это сам себе мыслю… Мальчик, нагни голову.
И с этими словами вынул из бокового карманчика алюминиевую гребёнку.
– Только с чубчиком, – жалобно сказал Ваня.
– И височки не забудьте покосее, – добавил Горбунов.
– Не беспокойтесь, – сказал парикмахер, и в его высоко поднятой руке звонко защебетали ножницы.
На вафельное полотенце посыпались густые хлопья Ваниных волос.
Восемь-сорок был великий мастер своего дела, это знали все. Но тут он превзошёл самого себя. Он стриг мальчика и так и этак, всеми способами и на все фасоны. В его руках, как у фокусника, менялись инструменты. То мелькали ножницы, то повизгивала машинка, то вдруг на миг вспыхивала, как молния, бритва, прикасаясь к вискам. И по мере того как на вафельном полотенце вырастала гора снятых волос, голова мальчика волшебно изменялась.
Ваня ёжился и сдержанно хихикал от прикосновения холодных инструментов к своей непривычно оголённой голове. Посмеивались и разведчики, видя, как их пастушок на глазах превращается в маленького солдатика.
Его острые уши, освобождённые из-под волос, казались несколько великоваты, шейка – несколько тонка, зато лоб оказался открытый, круглый, упрямый, но только с небольшой, хорошенькой чёлочкой.
Чёлочка вызвала у разведчиков особенное восхищение. Это было как раз то, что нужно. Не бесшабашный кавалерийский чубчик, а именно приличная, скромная артиллерийская чёлка.
– Ну, брат, кончено дело! – воскликнул в восторге Горбунов. – Сняли с нашего пастушка крышу.
Ване страсть как хотелось поскорее посмотреть на себя в зеркало, но парикмахер, как истинный артист и взыскательный художник, ещё долго возился, окончательно отделывая своё произведение.
Наконец он обмахнул Ванину голову веничком и подул на Ваню из трубочки одеколоном. Ваня не успел зажмуриться. Глаза жгуче защипало. Из глаз брызнули слёзы.
– Готово, – сказал парикмахер, сдёргивая с Вани полотенце. – Любуйся.
Ваня открыл глаза и увидел перед собой маленькое зеркало, оклеенное позади обоями, а в зеркале – чужого, но вместе с тем странно знакомого мальчика со светлой голой головкой, крупными ушами, крошечной льняной чёлочкой и радостно раскрытыми синими глазами.
Ваня погладил себя холодной ладонью по горячей голове, отчего и ладони и голове стало щекотно.
– Чубчик! – восхищённо прошептал мальчик и тронул пальцем шелковистые волосики.
– Не чубчик, а чёлочка, – наставительно сказал Биденко.
– Пускай чёлочка, – с нежной улыбкой согласился Ваня.
– Ну, а теперь, брат, в баньку!
Пока знаменитый мастер заворачивал инструменты в полотенце, пока он затем выпивал честно заработанные сто граммов и закусывал, Горбунов и Биденко повели мальчика в баню.
Хотя банька эта была устроена в маленьком немецком блиндаже и состояла из печки, сделанной из железной бочки, и казана, сделанного тоже из железной бочки, так что горячая вода немного попахивала бензином, но для Вани, не мывшегося уже три года, эта банька показалась раем.
Оба дружка – Горбунов и Биденко – знали толк в банях. Они сами любили париться, да и других любили хорошенько попарить.
Они вымыли мальчика на славу.
Для такого случая Горбунов не пожалел куска душистого мыла, которое уже два года лежало у него на дне вещевого мешка, ожидая своего часа. А Биденко добыл у земляков из батальона капитана Ахунбаева рогожи и нащипал из неё отличной мочалы.
Что касается берёзовых веников, то, к немалому изумлению Вани, они тоже нашлись у запасливого Горбунова.
В бане горел фонарь «летучая мышь».
В жарком, туманном воздухе, насыщенном крепким духом распаренного берёзового листа, оба разведчика двигались вокруг мальчика наклоняя головы, чтобы не стукнуться о бревенчатый потолок.
Их богатырские тени, как балки, пробивали туман.
В какие-нибудь полчаса они так лихо обработали Ваню, что он весь был совершенно чистый, ярко-красный и, казалось, светился насквозь, как раскалённая железная печка.
Но, конечно, добиться этого было не так-то легко. Биденко и Горбунов употребили все свои богатырские силы, для того чтобы смыть с мальчика трёхлетнюю грязь. Они по очереди тёрли ему спину рогожной мочалой, они покрывали его тело душистой мыльной пеной, они обливали его горячей водой из громадной консервной банки, они клали его на скользкую лавку и шлёпали его в два веника, очень напоминая при этом кустарную деревянную игрушку «мужик и медведь», причём в особенности напоминал медведя голый Горбунов, весь как бы грубо сработанный долотом из липы.
В пяти водах пришлось мыть Ваню, и после каждой воды его снова мылили.
Первая вода потекла с него до того чёрная, что даже показалась синей, как чернила. Вторая вода была просто чёрная. Третья вода была серая. Четвёртая – нежно-голубая. И лишь пятая вода, перламутровая, потекла по чистому телу, сияющему, как раковина.
– Ну, брат, намучились с тобой, сил нет, – сказал Горбунов, вытирая с лица пот. – Тебя, знаешь, брат, надо было скрести не мочалой, а, скорее всего, наждачной бумагой.
– Или даже рашпилем, – добавил Биденко, с удовольствием разглядывая хотя и худую, но стройную, крепкую фигурку пастушка с прямыми, сильными ногами и по-детски острыми ключицами.
Особенно же умилили разведчиков Ванины лопатки, выступающие на чистенькой спине, как топорики.
Ваня вытерся собственным новым полотенцем и надел в предбаннике собственное бельё: рубаху и подштанники с оловянными пуговицами.
И вот наступила великая минута. Ваня наконец надел на себя обмундирование. Он надел шерстяную гимнастёрку с воротником, аккуратно подшитым белым полотняным подворотничком. Ваня почувствовал на своих плечах твёрдые картонки погон и шнурочки, которыми эти погоны были привязаны к гимнастёрке сквозь специальные дырочки.
Почувствовав погоны, мальчик вместе с тем почувствовал гордое сознание, что с этой минуты он уже не простой мальчик, а солдат Красной Армии.
Он стоял с мокрой чёлочкой, босиком на полу предбанника, устланного можжевельником. Он смотрел, подняв глаза на своих воспитателей, как бы спрашивая: «Ну как? Правильно я обмундировываюсь?»
Но они молчали, внимательно наблюдая, как он одевается.
Продолжая искоса поглядывать на великанов, Ваня чистенькими, белыми, сморщенными от воды пальцами стал застёгивать толстый воротник и тесные рукава.