Сын шевалье
Шрифт:
— Что же это за довод?
— Некий астролог, — сказала Леонора еле слышно, — предсказал, что король не доживет до пятидесяти девяти лет [29] и умрет в карете во время торжественной церемонии. Слышишь, Кончини? В карете, во время торжественной церемонии.
То было время господства суеверий. Под влиянием их находился и король, считавший себя скептиком. Вследствие предсказания, о котором говорила Галигаи, он садился в карету с невольным трепетом. И вот уже десять лет отказывал королеве, осаждавшей его просьбами и мольбами, в совершении коронации.
29
В 1607 г. на ярмарке во Франкфурте продавались астрологические книги, в которых утверждалось, что король умрет на пятьдесят девятом году жизни. Пьер де л'Этуаль, камердинер короля, видел эти книги в Париже еще до того, как они были изъяты из обращения распоряжением парламента.
Кончини и его жена, будучи итальянцами, верили в астрологию слепо. Отсюда понятно, с каким напряженным вниманием выслушал фаворит слова Галигаи.
— И что же? — с тревогой спросил он.
— А вот что! — задумчиво произнесла Леонора. — С судьбой не поспоришь. Отчего потерпели крах все наши предприятия против короля? Возможно, мы напрасно пренебрегли столь ясным предсказанием.
— Возможно! — искренне согласился Кончини.
— Королю, — продолжала Леонора, — идет пятьдесят восьмой год. Он приближается к возрасту, указанному в гороскопе, — это первое. Коронация королевы кажется мне самой подходящей церемонией, ибо ничего более грандиозного и представить себе невозможно — это второе. А уж карета какая-нибудь найдется… и тогда все три необходимых условия соединятся! Кончино, если мы хотим, наконец, добиться успеха, нам нужно расправиться с королем… Вот почему я говорю: Мария должна любой ценой добиться коронации. Нам нужно постоянно подстрекать ее, чтобы она, в свою очередь, не давала вздохнуть королю.
Кончини, как и его жена, был вполне убежден, что с судьбой не следует спорить. Неудивительно поэтому, что он с жаром воскликнул:
— Ты права, ты совершенно права! Я с завтрашнего дня начну уговаривать королеву. И ты тоже не должна упускать ни единой возможности повлиять на нее.
— Будь спокоен, — произнесла Галигаи с тонкой улыбкой.
И добавила:
— Это еще не все. Есть и другое важное дело.
Кончини, не в силах понять необъяснимого равнодушия Галигаи, трепетал под маской бесстрастности. Без сомнения, ревнивая Леонора заготовила какой-то ужасный удар. Но какой? Он не мог догадаться, но чувствовал, что момент близится.
Поэтому он следил за супругой с неослабным вниманием дуэлиста, который ни на секунду не упускает из виду шпагу противника, зная, что любая оплошность может стать роковой.
Леонора же продолжила с самым безмятежным видом:
— Сегодня утром мне нанес визит епископ Люсонский.
— Отчего же ты не сказала мне об этом за обедом? — удивился Кончини.
— Но ведь ты очень торопился. Кажется, у тебя были какие-то важные дела в городе.
В словах ее не было ни малейшей иронии. И смотрела она на него своими большими глазами все так же нежно, все так же преданно… с кроткой улыбкой на устах.
— Чего хотел этот маленький интриган? — спросил он презрительно.
— Он пришел с просьбой назначить его духовником королевы.
— Вот как! — фыркнул Кончини. — Надеюсь, ты предложила ему немного подождать… скажем, несколько лет?
И он добавил более серьезным тоном:
— Я не очень-то люблю этого маленького прелата. В нем есть что-то неприятное… даже опасное.
— Он оказал нам большую услугу, — спокойно парировала Леонора, — и я обещала ему, что он завтра же получит это место.
Кончини поглядел на нее удивленно.
— Diavolo! Услуга должна быть очень большой.
— Он купил свое назначение, вот и все.
— Так бы сразу и сказала, — с улыбкой молвил Кончини.
И цинично спросил:
— Сколько?
— Десять миллионов, — небрежно обронила Леонора.
Кончини подскочил от изумления.
— Десять миллионов! Я знал, что он богат… но не до такой же степени. Десять миллионов! Это неслыханно.
— Успокойся, Кончини, — пояснила Леонора с усмешкой, — эти десять миллионов он вынул не из своего кармана.
— Я об этом сразу подумал!
— Епископ принес нам сведения о знаменитом, сокровище принцессы Фаусты… ты, конечно, о нем слышал.
— А оно в самом деле существует, это пресловутое сокровище? — выдохнул Кончини, чьи глаза алчно вспыхнули.
— В этом не приходится сомневаться. Вот бумага, отданная мне Ришелье: здесь указано точное место, где спрятан клад.
И она протянула сложенный вдвое листок Кончини. Тот жадно впился в него взглядом. Увидев, что он закончил чтение, она осведомилась:
— Думаешь ли ты и теперь, что Ришелье запросил слишком много в обмен на этот документ?
— Нет, клянусь рогами дьявола! — весело воскликнул Кончини. — Полагаю даже, что он поскромничал. Завтра же приказ о его назначении будет подписан… В конце концов этот Ришелье, быть может, не так уж плох, как мне казалось…
— Само собой разумеется, — добавила Леонора с многозначительной улыбкой, — что эти указания и эти миллионы Ришелье отдает не нам, а королеве.
Кончини ответил такой же улыбкой и жестом, означавшим, что большого значения это обстоятельство не имеет.
Богатство, упавшее с неба, настолько поразило воображение Кончини, что он на радостях забыл и о Бертиль, и о том, что Леонора еще не произнесла последнего слова. В восхищении он повторил, словно не в силах поверить своему счастью:
— Десять миллионов!
Леонора склонилась к нему с загадочной улыбкой и промолвила вкрадчиво, словно бы завлекая его в тенеты своих мыслей:
— Я понимаю тебя, Кончино, ты говоришь себе, что с подобным состоянием можно достичь самых головокружительных высот… даже если король останется жив. Нет рычага мощнее золота, если умело им распорядиться, не так ли?
— О, сага mia! с такой суммой я могу купить… и самого короля, если, конечно, захочу!
Леонора нагнулась к нему еще ближе и, обжигая его своим пылающим взором, произнесла глухо:
— Вы совершенно правы!
До этого момента она говорила ему «ты», теперь же перешла на «вы». Ничего необычного в этом не было. По десять раз на дню случалось им перескакивать с разговора официального на тон фамильярной близости, и ни один из них не обращал на это ни малейшего внимания.
Почему же сейчас эта перемена разом напомнила Кончини о тревогах, связанных с Бертиль? Он и сам не смог бы внятно ответить, однако чувствовал, что Леонора готовится нанести удар, и что все, сказанное ею до сих пор, именно к этому и ведет.