Сын шевалье
Шрифт:
— Не знаю, знакомы ли вы с этой особой… но вам придется устранить женщину… юную девушку… почти ребенка.
Кончини почувствовал, что волосы встают у него дыбом на голове. Он похолодел от ужаса, но продолжал улыбаться. Нащупывая пути к отступлению, он с великолепно разыгранным отвращением процедил:
— Девушка! Почти ребенок! Дьявольщина! Должен признаться, что…
— Видишь, тебе это не по силам, — холодно сказала Леонора.
Жадно вслушиваясь -в слова жены, Кончини не уловил ни малейшей досады или раздражения в ее тоне. Она просто констатировала факт. Приободрившись, он сказал себе: «Быть может, речь идет вовсе не о Бертиль. « И спросил поспешно, причем голос его предательски дрогнул:
— Кто же это?
— Некая мадемуазель де Сожи, — ответила Леонора с тем же равнодушным видом.
Кончини перевел дух и машинально провел рукой по влажному лбу. А Леонора между тем продолжала:
— Я так и думала, что это вам не понравится. Однако девушка представляет собой самое серьезное препятствие. Пока она жива, нам будет грозить опасность… даже если мы завладеем сокровищем. Ведь с этими документами она может обратиться к королю, а тот возьмется за нас. Быть может, он даже воспользуется случаем, чтобы избавиться от хлопот окончательно… иными словами, пошлет нас на эшафот.
Кончини напряженно размышлял. Поскольку речь шла не о Бертиль, можно было уже не разыгрывать комедию великодушия и благородства.
На лице его вновь появилось выражение свирепой решимости. Он встревоженно огляделся — хотя знал, что никто не следит за ним. И понизил голос — хотя слышать его могла только Леонора.
— К черту все церемонии, — хрипло выдохнул он. — Если эта девушка мешает нам, тем хуже для нее! Я уничтожу ее!
Леонора, глядя на него с очень странным выражением, произнесла с ужасной улыбкой:
— Пусть это вас более не тревожит, Кончино, девушка уже не опасна для нас…
— Зачем же тогда… — начал Кончини с удивлением.
— Я опасалась, — прервала его Леонора с пугающим спокойствием, — что у вас не хватит духу поднять руку на женщину.
И добавила со зловещей улыбкой:
— Слава Богу! Я убедилась, что ты не отступишь и перед крайностью, как бы это тебе ни претило.
Кончини, пожав плечами, спросил:
— Значит, ты ее…
И он сделал выразительный жест, не смея выразить словами свою мысль. Она же оказалась храбрее и ответила ледяным тоном:
— Нет, я не стала ее убивать… Зачем? Она заживо замурована в могиле, откуда никто не сумеет ее вытащить… Быть может, для нее было бы даже лучше умереть.
Кончини равнодушно отмахнулся. Теперь, когда он убедился, что речь идет не о Бертиль, его совершенно не волновала судьба неизвестной девушки, навсегда заточенной в каменном мешке. Теперь ему хотелось только одного: чтобы Леонора побыстрее ушла. Очевидно, она ничего не знала про Бертиль, но все равно могла устроить сцену.
Словно бы догадавшись о его нетерпении, она встала и спросила очень мягко, устремив на него взгляд, полный нежности:
— Значит, ты одобряешь меня?
И она внезапно обхватила его за шею обеими руками, страстно прижавшись к нему. Обратив на него молящий взгляд, она повторила со странной настойчивостью:
— Скажи же, мой Кончинетто, скажи, что одобряешь меня… чем бы это ни закончилось!
С некоторым раздражением он пробормотал:
— Ну, конечно… Ты правильно поступила.
Лицо ее вспыхнуло торжеством. Она разжала объятия.
— Теперь, — сказал она со спокойствием, изумившим Кончини, — теперь нам нужно уйти отсюда. Ах, да! Я совсем забыла: отпусти всех своих людей до завтрашнего дня. Никто не должен помешать человеку, который явится освободить твоего пленника. Равным образом было бы неплохо, чтобы и Жеан убедился собственными глазами, будто ты в самом деле оставил его одного и будто ему предстояло умереть назначенной тобой смертью.
Не прибавив более ни слова, она кивком простилась с ним и медленно направилась к выходу. Кончини шел следом, спрашивая себя, что означает эта непривычная снисходительность и не собирается ли Леонора перед уходом все же нанести роковой удар, который уже нельзя будет парировать.
Она наконец ступила за порог. Он вздохнул с облегчением, избавившись от терзавшего его кошмара, и с радостью взялся за ручку двери, чтобы захлопнуть ее. Но тут Галигаи обернулась.
— Я забыла тебе сказать, — произнесла она очень мягко. — Ты должен точно знать, о какой девушке идет речь. Она известна больше под именем мадемуазель Бертиль. Это та самая красавица, что жила на улице Арбр-Сек… Одно время двор и король очень интересовались ею.
Кончини застыл, будто пораженный молнией, — смертельно бледный, оглушенный ужасом, онемевший от изумления. И если бы он не держался рукой за дверь, то, наверняка, рухнул бы на пол прихожей.
Леонора взглянула на него в последний раз, и во взоре ее промелькнуло нечто похожее на жалость. Затем она бесшумно и неторопливо выскользнула на пустынную улицу и вскоре исчезла за углом.
Глава 27
ПОДЗЕМНАЯ ТЕМНИЦА НА УЛИЦЕ РА
Вернувшись в свой дом на улицу Сент-Оноре, Леонора послала за Саэттой, и тот не замедлил явиться.
— Ну, — спросила она небрежно, — удалось тебе узнать, что делал твой сын сегодня ночью?
— Синьора, — ответил Саэтта с привычной фамильярностью, — я по-прежнему ничего не знаю. Я даже начинаю беспокоиться. Жеана нигде нет. Я понятия не имею, что с ним случилось.
— Зато я знаю о нем все.
Бывший учитель фехтования не сказал ничего, но глаза его говорили красноречивее слов.
— Твой сын, — безмятежно промолвила Леонора, — попал в руки Кончини, и тот хочет уморить его голодной смертью.
— Ого! — насмешливо бросил Саэтта. — Премилая казнь, вполне согласен. Но у меня припасено кое-что получше. — И он продолжал жестким, угрожающим тоном: — Я не желаю, чтобы его убили. Вы знаете, синьора, что я берегу Жеана для палача… И от этого не отступлюсь!
— Знаю, Саэтта, и потому извещаю тебя.
Проникновенным тоном браво откликнулся:
— Я был уверен, синьора, что во всем могу на вас положиться. Я и без того преданно служил вам. Но теперь вы можете распоряжаться мною, как рабом. Отныне я ваш душой и телом, ибо ради меня вы, как я догадываюсь, предаете своего супруга.