Сын шевалье
Шрифт:
Кончини — бледный, ошалевший — спрашивал себя, не спит ли он или не сошел ли с ума. Как это может быть? Он находит у себя незнакомца, у которого имеется ключ, и к нему в дом впускают мерзавцев, избивающих его людей. Сам же он заперт на два поворота ключа и пленен в собственном кабинете совершенно неизвестным человеком. Согласитесь, и впрямь есть от чего лишиться рассудка.
В этот момент в дверь кабинета постучали. Пардальян со спокойствием, изумлявшим и раздражавшим Кончини, пошел отпирать. Эскаргас и Гренгай, сделав два шага вперед, по-военному отдали честь Пардальяну. Тут они увидели Кончини, который, забившись в самый угол кабинета, яростно чертыхался.
Эскаргас дружески ему улыбнулся, затем начал приветливо кивать головой, поощряюще подмигивать, покровительственно помахивать рукой и, наконец, произнес:
— Ба! Синьор Кончини! Как вы поживаете с тех пор, как мы оставили вас связанным по рукам и ногам?..
Гренгай сильным ударом в бок призвал товарища к порядку и, увидев, что Пардальян не собирается задавать вопросов, заговорил по собственной инициативе.
— Монсеньор, — сказал он с почтительным поклоном, — осмелюсь доложить, что слуг у синьора Кончини всего двое. Их обоих и горничных, которые помирают со страха, вполне может стеречь один Каркань. Поэтому мы пришли за вашими приказаниями.
Пардальян кивнул головой и добродушно произнес:
— Вы, любезный, — он обращался к Гренгаю, — заприте входную дверь на засов, встаньте рядом и никого не впускайте и не выпускайте. Вы, — к Эскаргасу, — отправляйтесь к вашему товарищу и караульте слуг этого господина. И чтобы никто не приближался к этому кабинету! Ждите.
Обернувшись к Кончини, он очень вежливо добавил:
— Сударь, мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, будто эти храбрецы здесь для того, чтобы угрожать вам. Я люблю сам делать свои дела и не так стар, чтобы мне требовалась чья-то помощь, когда передо мной всего один человек. Даю вам слово: что бы ни случилось, эти храбрецы не станут вмешиваться.
И, повернувшись к Гренгаю и Эскаргасу, бросил:
— Вы поняли? Что бы вы ни услышали, не двигайтесь.
— Хорошо, монсеньор! — ответили приятели хором.
— Если все сложится так, как я рассчитываю, мы с этим господином выйдем отсюда вместе и в добром согласии, поскольку уладим наши дела наилучшим образом. Если же нет — значит, этот господин убил меня.
Гренгай и Эскаргас оскалились, страшно вращая глазами. Пардальян улыбнулся:
— Нет, друзья. В этом случае вы выйдете из дома, не прикоснувшись к синьору Кончини даже пальцем. Вы слышали?.. Даже пальцем! Поклянитесь, что так и будет.
Храбрецы с сомнением переглянулись.
— Клянитесь, — властно и с нажимом повторил Пардальян.
Эскаргас и Гренгай с сожалением выговорили:
— Клянемся, монсеньор.
— Хорошо, ступайте.
Пардальян закрыл за ними дверь и обратился к Кончини:
— Надеюсь, сударь, вы не будете ко мне несправедливы и не усомнитесь в моих словах. После тех распоряжений, что я отдал в вашем присутствии, вы должны поверить в честность моих намерений.
— Да, — прохрипел Кончини. — Но раз так, умри же, бешеный пес!
И флорентиец, тайком обнаживший свой клинок, ринулся, чтобы сразу покончить со своим противником. Однако Пардальян, несмотря на свой рассеянный и безучастный вид, не спускал с него глаз. Он заметил выпад и ловко уклонился в сторону. В то же мгновение в его руке оказалась шпага, и он отразил удар Кончини. Сражение было яростным, но кратким. Несколько стремительных пассов — и рапира вылетела из рук Кончини. Тогда итальянец выхватил кинжал и прорычал:
— О demonio d'inferno! [30]
30
O demonio d'inferno (итал.) — Демон ада.
И, пригнув голову, занес над Пардальяном, великодушно опустившим шпагу, кинжал. Пардальян предвидел и это, так что уловка не застала его врасплох. Он ловко схватил Кончини за запястье, сжав его сильными пальцами. Потом положил мешавшую ему шпагу и взялся за запястье обеими руками. Дальше все произошло почти мгновенно. Кинжал выпал из побелевших пальцев убийцы, и стон боли слетел с его искривленных губ. Пардальян ногой отбросил кинжал, схватил Кончини за пояс и поднял флорентийца, славно перышко, над головой. Потом повертел из стороны в сторону, будто примериваясь, как побыстрее расправиться с ним, и осторожно поставил на ноги. Ошеломленный Кончини несомненно уже решил, что пришел его последний час…
Пардальян подобрал свою шпагу, вложил ее в ножны и ровным голосом, как будто только что не совершал никакого усилия, произнес:
— Сударь, вы видите, что я во всех отношениях сильнее вас. И только от меня зависело, жить вам или умереть. Ведь я мог бы разбить вам голову о стену! Поверьте мне: лучшее, что вы можете сделать, это вести себя спокойно.
— Но это немыслимо, — в бешенстве вскричал Кончини. — Вы врываетесь ко мне в дом, подслушиваете у дверей, распоряжаетесь, угрожаете!.. Чего вы хотите, в конце концов?
— Очень простой вещи: чтобы вы меня выслушали.
— Будь по-вашему, — согласился Кончини. — Итак, что вы имеете мне сказать?
С изумительным спокойствием Пардальян произнес:
— Соблаговолите присесть.
Яростным движением головы Кончини отказался, бормоча в злобном отчаянии:
— В моем доме! В моем доме!
Пардальян, лукаво улыбнувшись, подвинул кресло так, чтобы помешать Кончини поднять кинжал или шпагу, которые шевалье отшвырнул в другой угол кабинета, и, усевшись, сказал:
— Как вам угодно, сударь. Я же не так молод и не так резв, как вы, так что придется вам смириться с тем, что я буду сидеть.
Кончини понял, что он в руках этого таинственного человека и что следует снести все причуды, которые тот себе позволяет. С яростью бросившись в кресло, он откинулся на спинку, придав своему лицу скучающее и наглое выражение.
— Сударь, — не спеша начал Пардальян, — вы хотели организовать убийство короля, но вам это не удалось. В этом самом кабинете я слышал, как вы говорили о каком-то глупом предсказании шарлатанов-астрологов и обсуждали с вашей почтенной супругой, что предпринять, чтобы довершить то, что не удалось сегодня. Убийство короля, похоже, становится вашей навязчивой идеей. Быть по сему. Это касается только двоих — короля и вас. Я не стану вас разоблачать, как пригрозил мой спутник. Я говорю вам это сразу, и вы можете положиться на мое слово. Я никогда не давал себе труда лгать. Итак, вы можете успокоиться на сей счет.