Сын света (другой перевод)
Шрифт:
— Должна ли я думать, что вы специально удалили всех слуг, чтобы заманить меня сюда?
— Я предвидел, что вы станете делать.
— Вы хотите, чтобы я молола зерно ради вашего удовольствия?
— Нет, Нефертари; я жду совершенного слова.
— Сожалею, но вынуждена вас разочаровать; я его не знаю.
— А я убежден в обратном.
Она была невероятно хороша, вся светилась; в ее взгляде отражалась глубина небесных вод.
— Может быть, вам не придется по душе моя откровенность, но я считаю вашу шутку признаком не слишком хорошего вкуса.
Регент, казалось, немного опешил.
— Это слово, Нефертари…
— Все думают, что вы еще в Абидосе.
— Я вернулся вчера.
— И вашим первейшим делом было запереть служанок, чтобы нарушить мою работу!
— На берегах Нила я встретил дикого быка; мы стояли друг перед другом, и моя жизнь держалась на кончиках его рогов. И пока он на меня смотрел, я принял важные решения. Раз он не убил меня, я снова стал хозяином своей судьбы.
— Я счастлива, что вы остались живы, и желала бы, чтобы вы стали царем.
— Это мнение ваше или моей матери?
— У меня нет привычки лгать. Могу я идти?
— Это слово ценнее зеленого камня, и оно ваше, Нефертари! Предоставите ли вы мне счастливую возможность произнести его?
Молодая женщина поклонилась.
— Я ваша нижайшая слуга, регент Египта.
— Нефертари!
Она выпрямилась и гордо посмотрела на него. Достоинство ее было неоспоримым и ослепительным.
— Царица ждет меня на нашу утреннюю беседу, опоздание будет серьезным проступком.
Рамзес обнял ее и прижал к себе.
— Что мне сделать, чтобы ты согласилась выйти за меня?
— Попросить меня об этом, — спокойно ответила она.
47
Сети начал свой одиннадцатый год царствования с приношения дара гигантскому сфинксу Гизеха, охраняющему плато, на котором находились пирамиды фараонов Хеопса, Хефрена и Микериноса. Благодаря его неусыпному надзору, ни один непосвященный не мог проникнуть в эту святую землю, являвшуюся источником живительной силы для всей страны.
В качестве регента Рамзес отправился вместе с отцом в маленький храм, возведенный перед громадной статуей, представляющей собой лежащего льва с головой царя, смотрящего в небо. Скульпторы поставили стелу, на которой был изображен Сети, поражающий орикса, животного бога Сета. Борясь против темных сил, которые символизировало это животное пустыни, фараон, таким образом, выполнял свой первейший долг, выраженный этой охотой: поставить порядок вместо беспорядка.
Это место поразило Рамзеса; мощь, которая исходила здесь отовсюду, пронизала все его существо, до последней клеточки. После уединенности непритязательного Абидоса Гизех можно было сравнить с громогласным утверждением присутствия Ка, этой невидимой, но всюду присутствующей силы, воплощением которой в животном мире был дикий буйвол. Здесь все оставалось незыблемым; пирамиды разрушали время.
— Я вновь видел его, — признался Рамзес, — возле Нила, мы стояли друг против друга, и он смотрел на меня, как и в первый раз.
— Ты хотел отказаться от регентства и царства, — заметил Сети, — и он помешал тебе.
Отец читал его мысли. Может быть, сам Сети преобразился в быка, чтобы указать сыну его долг.
— Я не узнал всех тайн Абидоса, но это долгое уединение открыло мне одну истину: тайна содержится в сердце жизни.
— Тебе следует часто бывать там и следить за храмом; почитание тайн Осириса — один из главных ключей к равновесию в стране.
— Я принял другое решение.
— Твоя мать согласна с ним, и я тоже.
Молодому человеку захотелось подпрыгнуть от радости, но святость места удержала его от этого порыва; сможет ли и он когда-нибудь подобно Сети читать в сердцах людей?
Рамзес еще никогда не видел Амени в таком возбужденном состоянии.
— Я все знаю, я его вычислил! Это невероятно, но теперь уже нет никаких сомнений… Смотри, вот, посмотри!
Юный писарь, обычно очень аккуратный, стал вытаскивать из груды папирусов деревянные таблички и осколки известняка. Он безостановочно и настойчиво проверял и перепроверял все документы на протяжении месяцев, пока, наконец, не обнаружил то, что искал.
— Это в самом деле он, — заявил Амени, — это его почерк! И я даже сумел связать его с тем возницей, который был его человеком, а значит, и с конюхом! Ты представляешь, что это значит, Рамзес? Вор и преступник, вот кто он такой! Почему он так поступал?
Поначалу относясь ко всему этому с недоверием, регент в конце концов вынужден был признать очевидное.
Амени проделал большую работу, не оставалось никаких сомнений.
— Я должен спросить у него.
Долент, старшая сестра Рамзеса, и ее муж Сари, который со временем становился все тучнее, кормили экзотических рыб, резвившихся в искусственном пруду, устроенном в роскошном имении. Долент была в плохом настроении: жара утомляла ее, и ей никак не удавалось справиться со своей жирной кожей, она все время потела. Наверное, придется сменить врача и средства ухода.
Слуга сообщил о приходе Рамзеса.
— Наконец-то, знак уважения! — воскликнула Долент, обнимая брата. — Тебе известно, что при дворе уже были уверены, что ты похоронишь себя в Абидосе?
— Двор часто ошибается, но, к счастью, не он управляет страной.
Серьезный тон Рамзеса удивил супругов; юный царевич заметно изменился. То уже говорил не подросток, но регент Египта.
— Ты, наконец, решил предоставить моему мужу управление амбарами?
— Я прошу тебя оставить нас, дорогая сестра.
Долент обиделась.
— У моего мужа нет секретов от меня.
— Ты уверена?
— Уверена!
Обычная жизнерадостность Сари куда-то пропала; бывший наставник Рамзеса был сейчас напряжен и обеспокоен.
— Вы узнаете этот почерк?
Рамзес показал им письмо, которое вызвало отъезд Сети с сыном в карьеры Асуана.
Ни Сари, ни его жена не ответили.
— Под этим письмом стоит поддельная подпись, но почерк очень даже знакомый и узнаваемый: это писал ты, Сари. Это же подтверждается и другими документами.