Сын света (другой перевод)
Шрифт:
— Будь проклята эта Елена!
— Криком здесь не поможешь. Теперь у нас общие интересы.
Грек внимательно прислушался.
— Если я стану фараоном, я отдам вам Елену.
— Что я должен делать?
— Помочь мне убрать с дороги Рамзеса.
— Сети может прожить до ста лет!
— Девять лет царствования измотали моего отца; отдавая себя без остатка Египту, он растрачивает драгоценные силы. И вам еще раз повторяю, что нам понадобится время; когда будет объявлено о том, что трон опустел на время траура, нам придется действовать умело и быстро. Подобная стратегия должна быть тщательно разработана.
Убитый
— Сколько еще надо будет ждать?
— Нам повезет, поверьте; но нам еще предстоит исполнить несколько щекотливых дел.
Опираясь на руку Рамзеса, Гомер отправился осматривать свое новое жилище, особняк в двести квадратных метров, окруженный садом и находящийся в трехстах метрах от одного из крыльев дворца, предназначенного для регента. Повар, горничная и садовник составляли всю прислугу поэта, который потребовал прежде всего большой запас сосудов с оливковым маслом, анисом и кориандром для придания особого вкуса его вину: он предпочитал особенно хмельное.
Из-за своего плохого зрения Гомеру приходилось склоняться перед каждым кустом, каждым цветком; их разнообразие почему-то не радовало его. Рамзес даже стал опасаться, как бы это недавно выстроенное жилище не показалось ему недостойным. Внезапно поэт загорелся.
— Ну, наконец-то, лимонное дерево! Если рядом нет лимонного дерева, невозможно слагать прекрасные стихи; это вершина творения. Стул, скорее.
Рамзес принес ему табурет на трех ножках. Казалось, это было как раз то, что нужно Гомеру.
— Пусть мне принесут сухие листья шалфея.
— Зачем? Вы нездоровы?
— Потом увидите. Что вы знаете о Троянской войне?
— Что она была долгой и унесла много жертв.
— Да, не слишком поэтический итог! Я сочиню длинную поэму, которая поведает о подвигах Ахилла и Гектора, и назову ее «Илиада». Мои песни переживут века и не потускнеют в памяти человеческой.
Регент рассудил, что Гомер несколько претенциозен, но ему понравился запал поэта.
Черно-белый кот вышел из дома, приблизился к ним и остановился в каком-нибудь метре от поэта; немного подождав, он запрыгнул на колени к Гомеру и стал мурлыкать.
— Кот, лимонное дерево и душистое вино! Я не ошибся. «Илиада» будет шедевром.
Шенар мог гордиться Менеласом: греческий герой, стойко сопротивляясь судьбе, согласился играть на его стороне. Чтобы снискать себе милость царя и касты жрецов, он подарил храму Гурнаха, посвященному фараону, греческие амфоры, украшенные круговыми желтыми росписями и венками из бутонов лотоса в нижней части. Эти великолепные предметы искусства были помещены в сокровищницу храма.
Греческие матросы и солдаты, зная, что их пребывание здесь может затянуться и очень надолго, расположились в окрестностях Мемфиса и стали торговать, обменивая мази, духи, предметы из золота и серебра на продукты питания. Администрация позволила им открыть небольшие лавочки и мастерские, где они могли бы совершенствовать свое умение.
Офицеры и выдающиеся представители рядового состава были приняты в египетскую армию; им предстояло выполнять хозяйственные работы, такие как содержание каналов или восстановление пирсов. Многие собирались жениться, нарожать детей и обзавестись своим домом; так, понемногу, они влились бы в египетское общество. Ни Сети, ни Рамзеса не беспокоило их присутствие: новый «троянский
Менеласу опять удалось повидать Елену, на этот раз в присутствии царицы Туйи, и теперь он вел себя уважительно, как и подобает относиться к супруге. С этого момента он обещал, что не будет сам тревожить ее, и предоставил ей возможность приходить к нему, если она пожелает. И хотя Елена не поверила в искренность его слов, она заметила, что Менелас, как зверь, попавший в сети, перестал вырываться.
Царь Лакедемона предпринял и другой, еще более деликатный ход — смягчить озлобление Рамзеса. Встреча носила официальный характер и обошлась без каких-либо выпадов с той и с другой стороны. Почетный гость, Менелас старался подчиняться требованиям двора и прилагал все усилия, чтобы поддерживать хорошие отношения с регентом. Таким образом, несмотря на холодность Рамзеса, риска открытого конфликта удалось избежать. Шенар и его греческий союзник спокойно плели свою паутину.
Аша, с ухоженным лицом, безупречно подстриженными усиками, аккуратным маникюром, взглядом, светящимся умом, не спеша наслаждался хорошим пивом, которое ему только что принесли в его каюту на борту корабля Шенара. Согласно их договору, встречи эти должны были храниться в тайне.
Старший сын царя рассказал о прибытии Менеласа и Елены, но, не слишком доверяя юному дипломату, не стал открывать своих планов.
— Как развивается ситуация в Азии?
— Дело все больше и больше усложняется; маленькие княжества без конца ссорятся между собой, каждый королек мечтает о целой федерации при условии, что он будет стоять во главе объединения. Эта раздробленность нам на руку, но она долго не продлится. В отличие от моих коллег, я убежден, что хетты знают, как обращаться с чужими амбициями и недовольством, и скоро они всех соберут под свои знамена. С этого дня Египет окажется в большой опасности.
— И как скоро это должно произойти?
— Несколько лет — переговоры, увещевания…
— Фараон будет в курсе дел?
— Не совсем. Наши послы — люди прошлого, неспособные правильно распознать грядущее.
— Ваше положение позволяет вам иметь доступ к необходимой информации?
— Пока нет, но у меня уже завязались крепкие отношения с тайным советником. Мы встречаемся вне рамок официальных приемов, и я пользуюсь определенным доверием у этого высокопоставленного лица.
— Министр иностранных дел, Меба, в последнее время очень сблизился со мной, мы почти друзья. Если наше сотрудничество продолжится, я похлопочу насчет вас, чтобы вы поскорее получили повышение.
— Ваша репутация в Азии нисколько не пострадала. Рамзеса там никто не знает.
— Как только случится что-нибудь важное, предупредите меня.
45
В этот, десятый год своего правления, Сети решил, что Рамзесу пора сделать решительный шаг на пути к власти; и хотя юноше было всего восемнадцать, регент был бы не в состоянии править, не будучи посвящен в тайны Осириса. Фараон предпочел бы выждать, увидеть, как сын становится зрелым человеком, однако судьба, возможно, не предоставит правителю так много времени. Поэтому, несмотря на риск, который подразумевал данный шаг для душевного равновесия молодого человека, Сети все же решил отвести его в Абидос.