Сын воды. В стране райской птицы. Амок
Шрифт:
Может, он не знает про них? Может, случайно попадается на пути?
Нет, и это не походило на правду: трескотня мотора, стрельба, да и вообще все их путешествие не могло остаться незамеченным на этих пустынных просторах, где до сих пор еще не ступала нога европейца. Тем более что этот всадник, как видно, сопровождает их уже много дней.
Значит, он сам таится от них и, наверно, следит за ними. А если так, то добра от него не жди.
И, наконец, кто он или они — ведь один раз видели двоих на одной лошади? Словом, дело такое, что никакого объяснения
Во всяком случае, ясно одно: нужно удвоить бдительность.
Между тем местность заметно изменилась. Пошли холмы, а на горизонте показались уже довольно высокие горы. Течение стало таким стремительным, что катер двигался не быстрее пешехода. Кроме того, река все время забирала направо, на север, а нашим путешественникам нужно было идти прямо, на запад.
— Как ты считаешь, сколько километров пришлось бы отсюда идти пешком? — спросили у Чунг Ли.
— Не больше сотни, — ответил он. — Я уже узнаю местность. Отсюда лучше всего было бы пойти пешком.
Нужно было подготовиться к пешему походу. Прежде всего предстояло найти удобное место, чтобы оставить катер.
Они считали, что отсутствие их продлится дней десять. На эти несколько дней нужно было уберечь катер и людей, которые останутся на нем, от всяких неожиданностей.
Это была задача не из легких. Река узкая, течение стремительное, а тут еще берега крутые и высокие. Если стоять у такого берега, тебя сверху забросают камнями и ты ничего не сможешь сделать.
Кандараки даже внес предложение вернуться назад, к тому острову, где они недавно ночевали, или вообще стать на якоре где-нибудь посреди большого и тихого плеса. Там хоть можно будет вовремя заметить опасность, а тут катер окажется как во рву — ничего вокруг не увидишь.
С таким предложением как будто нельзя было не согласиться, но это означало, что назад придется идти лишних сто — сто пятьдесят километров, а это связано с риском. Разумнее уж стоять на месте и обороняться. Особенно если принять во внимание, что на катере останется пулемет.
— Лучше оставить лишних одного-двух человек, чем идти лишних сто километров, — решил Скотт. — Не может быть, чтобы тут не нашлось места с более низкими берегами.
Но подходящего места не было. Правда, несколькими километрами выше обнаружили долину, где река была достаточно широка и берега невысоки, но туда горные ручьи нанесли много песку, река разделилась на несколько рукавов, которые были так мелки, что катер не мог пройти.
Остановились на другом месте. Берега тут были довольно высокие, но зато на одном из них возвышался холм, с которого было видно далеко вокруг.
— Если тут поставить пулемет, — говорил Брук, — то он будет простреливать все вокруг километра на три — на четыре. Это будет даже лучше, чем на том островке. Там к тебе могут подкрасться с другой стороны, и ты ничего не увидишь из-за деревьев. А тут по крайней мере хоть леса нет и все видно как на ладони.
И действительно, лучшего места нельзя было и желать. Начались сборы. Прежде всего, нужно было выбрать, кого оставить тут.
В
Единственное спасение от нее — хинин. Благодаря ему люди еще так-сяк держатся, но совсем обезопасить себя от болезни почитай что невозможно. Только приступы можно сделать более легкими.
Все, кто был на катере, кроме Файлу, болели лихорадкой. Только одни, как, например, боцман и сипаи, — в легкой форме, а другие, например механик Гуд, — в тяжелой.
Слаб был и Брук. После долгого обсуждения решили оставить его, Гуда и двоих сипаев.
Брук попробовал было возражать, но Скотт заявил ему, что это дело очень важное, что, за исключением Брука, некому поручить его, что на катере остается только четыре человека и им, может быть, придется труднее, чем тем, которые пойдут в поход.
Поставили на вершину холма пулемет, обнесли его колючей проволокой; из досок сделали навес, далее кое-что из мебели притащили с катера.
Для удобства связи с катером вырубили в горе ступеньки. Одним словом, все было предусмотрено.
— Стыдно даже оставаться в таком укреплении, — сказал Брук. — Тут бы одной бабы хватило.
— Подождите еще хвастать, — сказал Кандараки, — кто знает, как обернется дело.
Потом стали собираться в дорогу. Сначала, конечно, вооружились с ног до головы. Не забыли и ручных гранат, которые могли нагнать страху на целое племя папуасов. Из остального взяли только самое необходимое, рассчитывая, что десять дней можно прожить как-нибудь.
Перед выходом Скотт, Кандараки, Брук, Файлу и Хануби провели совещание насчет Чунг Ли. Первым вопросом было — давать ли ему оружие?
— Мне кажется, — сказал Кандараки, — что по отношению к нему нам следует держаться более осторожно, чем до сих пор. Может, эта таинственная лошадь, которая так загадочно то появляется, то исчезает, имеет какую-нибудь связь с китайцем.
— Я охотнее поверил бы, что это так, чем иметь дело с какой-то тайной, — сказал Скотт, — но не могу. Вы ведь знаете, что с той минуты, как мы его схватили, он не отходил от нас ни на шаг.
— Знаю, — ответил Кандараки, потирая лоб, — но что-то говорит мне, что за ним нужно внимательно следить. Я, например, заметил, что он в последние дни стал спокойнее, даже глядит весело, будто все опасности дороги грозят только нам, а не ему.
— Я тоже это заметил, — сказал Файлу, — и мне теперь припоминается один случай, на который я раньше не обратил внимания. Когда мы ночевали тогда на острове, мне ночью показалось, что возле Чунг Ли мелькнула какая-то тень. Я встал, осмотрел все вокруг, но ничего не заметил. Чунг Ли, кажется, спал. Позвали сипая, который в ту ночь стоял на часах.