Сын воды. В стране райской птицы. Амок
Шрифт:
— Да, неприятно, — согласился Селим, — но задумываться тут особенно нечего. В Бантаме, например, поднимается весь народ. Вместе с Батавией восстание охватит всю западную Яву, а там и дальше пойдет. Главное — начало! Я согласен на ноябрь. Времени еще хватит.
— Нужно наладить дело в Центральной Яве. Там тоже есть почва. Мы туда и едем, — сказал Салул.
— Тем лучше!
— А я должен напомнить о своем, — выступил Пуан. — Не забывайте о самом главном: об оружии. Необходимо сначала сконцентрировать его в определенных пунктах, а уж потом назначать срок.
— Не забывайте, — горячо ответил Селим, — что мы подготовились и без этого оружия! Даже если бы его не было, мы все равно выступили бы. А теперь — тем более!
— Согласен, — кивнул Пуан, — и все же этот вопрос нужно обсудить в первую очередь.
— Ради этого мы, главным образом, и приехали сюда, — прервал их спор Салул.
— Ладно, — сказал Пуан, — допустим, что лучшего места, чем это, быть не может. Оно и как бы далеко, и вместе с тем очень близко: на расстоянии всего лишь двухдневного перехода. И все же создавать большой склад оружия в этой долине очень рискованно. Пошлют сюда приличный отряд — и всему делу конец, не успеем перепрятать. Значит, нужно найти такой пункт, где ищи не ищи — не найдут. Может быть, дальше в горах подходящее место есть. Но — далеко, а оружие всегда должно быть под рукой.
— Нельзя ли как-либо договориться с этими бадувисами? — предложил Салул. — У них наверняка есть тайники.
— Ничего не получится, — сказал Селим, — я их хорошо знаю. Они фанатики, — я имею в виду их руководителей, особенно таинственного Гиранг-Ту-Уна. Единственное, чего они хотят — чтобы их не трогали. Да они первые и выдадут нас, если придут голландские войска! Им ни к чему освобождение страны, от которой они сами отмежевались, а важна только своя собственная независимость, которой они фактически и пользуются.
— Правильно, — поддержал Пуан. — Даже больше того: они настолько чуждаются общения с посторонними, что помимо известного «табу» придерживаются других, не менее строгих законов. Знаете ли вы, что если чужой человек попадет в жилище таинственного Гиранг-Ту-Уна, то оно считается оскверненным? Гиранг обязан оставить его и искать для себя новое пристанище.
— Где он живет теперь? — спросил Салул.
— Черт его знает! У них все покрыто тайной. Жилище Гиранга не знает даже никто из бадувисов, кроме их сорока «святых» мужей. Эх, вот бы хорошее место было для склада нашего оружия! — с завистью закончил Пуан.
— В таком случае, друзья, — с комической торжественностью произнес Гейс, — я нашел способ, как овладеть «святым» местом!
— Ты? Каким образом! Шутишь! — закричали товарищи.
— Нисколько! Вчера один бедняга, кажется, попал туда и исчез. Значит, согласно их законам, этот Оранг-Утанг, или как там его, должен немедленно покинуть свою квартиру. Вот мы и займем ее!
И он повторил все, что слышал от Нонга.
— Знаем и мы этого чудака-белого, — сказал Пуан, — но почему ты думаешь, что он попал именно к Гирангу? И откуда мы можем знать, что думает делать этот Ту-Ун?
— А вот сейчас узнаем! — сказал Гейс и позвал Нонга.
— Скажи, ты действительно хочешь быть с нами?
— О да, туан! — горячо ответил Нонг.
— Вот что, дорогой товарищ: постарайся навсегда забыть слово «туан» и запомни, что ты такой же туан, как я и все остальные.
— Слушаю. Я очень хочу быть с вами!
— Ну, так вот тебе боевое задание. Если хорошо исполнишь его, мы примем тебя в свои ряды. Беги сейчас же в поселок, узнай поподробнее, что там слышно о твоем туане, и возвращайся.
— Слушаюсь! — ответил Нонг и тут же покинул лагерь.
После совещания товарищи созвали общее собрание инсургентов и ознакомили их с положением. Продолжительное время сидя в глуши, люди ничего не знали о том, что творится на свете, подвигается ли их общее дело, каковы перспективы борьбы. Свежая авторитетная информация и бодрые известия значительно подняли настроение повстанцев. Особенно обрадовались они, когда услыхали, что скоро им придется участвовать в интересной операции с оружием, — с тем самым оружием, о котором ходит столько слухов.
Так, в деловых разговорах, прошел весь день и наступил вечер. Запылали костры, запахло жареной дичью.
— Придет ли Нонг? — время от времени спрашивали друг у друга товарищи. — Успеет ли он сегодня вернуться?
Нонг появился часа через два после захода солнца, — усталый, потный, в изодранной о колючки одежде.
— Молодец, Нонг! — похвалил его Салул. — Экзамен выдержал! Ну, садись и рассказывай!
— В поселке только и разговоров, что о белом человеке и его преступлении, — начал юноша. — Говорят, что он не только нарушил табу, но и осквернил святое жилище Гиранг-Ту-Уна.
— Вот мы и знаем теперь, где оно находится! — сказал Гейс.
— Жрецы оповестили, — продолжал Нонг, — что очиститься от осквернения можно только кровью преступника.
— Как же так? — воскликнул Гейс. — По закону жрецы обязаны покинуть опоганенное место!..
— Точно так же считает и наш хозяин Того и все бадувисы. Но жрецы объясняют, что можно сделать иначе: нужно очистить святыню кровью жертвы. Для этого через пять дней, в новолуние, в церкви будет проведена торжественная церемония. Собираются или убить, или зажарить туана. А нам, его спутникам, даже больному Хаону приказано в ближайшие три дня уйти из селения. Мне удалось узнать, где находится белый туан: жрецы заперли его в храме.
— Вот тебе на! — возмутился Гейс. — А как же закон? Почему они сами не выполняют его? Что ж это будет, если никто не захочет выполнять законы!
— Посмотрите, какой «законник» нашелся! — рассмеялся Селим. — А жрецы эти оказались неглупыми святошами. Да и кому охота бросать насиженное место. Возможно, когда-либо их деды и выполняли этот закон, а нынче этот народ поумнел. Не смотрите, что в дебрях сидит.
— Подождите! — с хитрой улыбкой поднял руку Салул. — А что будет, если жертва вдруг убежит и не удастся провести очищение кровью? Как же им тогда быть?