Сын змеи
Шрифт:
– Есть кто?
Голос в заполненной комнате прозвучал глухо.
– Входи.
Он оглянулся туда, откуда шел звук. И в кресле у окна, занавешенного узорной салфеткой, увидел…. Наллаэн?
– Наллаэн?!
Изумлению Астида не было предела. Он шагнул к ней, приглядываясь. Те же волосы, овал лица, губы. Нет. Все же – нет. Сидевшая в кресле эльфийка - чистокровка, хоть и очень похожая на Наллаэн, выглядела намного старше. Не лицом, нет. Глазами. Синие, огромные, они были полны такой печали и страдания, что Астиду стало жутко. У ног женщины стояли несколько корзиночек. От них к белым рукамтянулись разноцветные
– Простите. Я…
– Ты пришел сказать, что Наллаэн умерла, - ровным голосом произнесла мастерица.
– Вам уже сообщили? – смешался Астид.
– Мне никто не сообщал, - продолжая свою работу, ответила она.
– Я знаю.
– А вы…
– Наллаэн моя дочь.
– Дочь? – смешался Астид.
– Она никогда не говорила мне о вас.
– Ты говоришь так, словно пробыл рядом с ней вечность.
– Я бы пробыл с ней две вечности. Она была бы со мной счастлива.
– Счастлива? С тобой? С убийцей, одержимым жаждой крови? С извергом, который наслаждается чужим страхом и болью?
Руки эльфийки не выпускали нить ни мгновение. Она поддевала нити челноком, и, перекидывая их с пальца на палец, сноровисто плела новый талисман. Астида охватил суеверный ужас.
– С чего вы взяли, что я убийца?
– Запах смерти. Прошлой и будущей. Ты источаешь его. У тебя глаза душегуба.
Астид не знал, что ответить ей. А она вдруг сказала такое, от чего по его спине словно провели куском льда:
– Если умрет принц, умрут еще трое.
– А если он останется жить? – помедлив, спросил полукровка.
– Погибнут сотни сотен…
– Откуда вы знаете?
– Я знаю. Я вижу все твои возможные пути, и то, что случиться на каждом из них. С каждым из вас.
– Так вы знали, что случиться с Налллаэн?!
– Нет. Это был лишь один из возможных исходов. Когда кем-то делается выбор, меняется его судьба. Если бы Наллаэн не полюбила, она бы жила. Но она полюбила тебя, локо ондэ, сына змеи, беспощадного нага в облике человека. Я дарила ей покой. Забвение от того кошмара и грязи, в которые ей приходилось ежедневно окунаться.Она не захотела забывать тебя. Ты отнял у меня мою дочь.
– Она забывала все, что с ней было?! – поразился Астид.
– Только плохое. И то, в чем я видела её гибель.
– И… как давно?
– Ты хочешь знать, сколько ей было лет? Триста семьдесят восемь.
Астид в недоверчивом изумлении приоткрыл рот, вспомнив неосведомленность и наивность Наллаэн.
– Это жестоко, - наконец, выговорил он.
– Ты говоришь мне о жестокости? – усмехнулась эльфийка. – Ты, с чьи рук еще не смылся запах чужой крови? Наллаэн не смогла бы жить с тобой рядом, поверь мне. Она сплела бы себе маорурен. И, забыв тебя, чтобы не умереть от горя и отвращения, вернулась бы ко мне. Так уже случалось.
– Она тоже была, как вы?
– Да, она владела даром аэн элле, ведающих. Огромным даром. Не гаси я его, она бы давно уже зачахла от безысходности. В тебе я тоже вижу талант, но несколько другого свойства. Я помню времена, когда эти, ныне такие редкие способности, были обыденностью у эльфов. Частью их бытия. Потом, века назад, все изменилось. Дар был утрачен. Им пренебрегли в угоду лжи, фальши, злу, золоту и тьме. Сегодняшние эльфы лишены
– А как жеНаллаэн? И я?
– У тех, в ком течет смешанная кровь, это свойство просыпается вновь. Природа надеется, что они, став связующей ниточкой меж двух рас, воспользуются им на благо всех живущих. Вернут гармонию и любовь в жизнь. Когда-то мы, аэн элле, пытались объяснить это тем, кто покидал этот мир, пеняя на его несовершенство. Тем, кто бежал от своего же зла, от своей памяти. Дети смешанной крови, обладающие давно утраченными особенностями, должны были убедить их остаться. Остаться, чтобы стать одним народом с людьми. В то время на свет и появилась Наллаэн и подобные ей. Первые дети от смешения двух рас. Но яд обособления инетерпимости отравил разум с той и другой стороны. Изгнание стало нашей долей. Мы отринули рай, в который не было входа нашим детям. Я последняя из аэн элле. Остальных нет уже давно. Нет наставников, у которых вы, рожденные ныне, могли бы учиться. Что вы сами принесете в этот мир, с тем вам и жить.
Эльфийка перерезала ножичком последнюю нить, и протянула Астиду круглую плетенку размером с ладонь.
– Возьми, локо ондэ. Это твой маорурен – отражение твоего разума, где спрячешь свои воспоминания. Если ночи станутдля тебя невыносимы, а память переполниться горем, если захочешь забвения- он поможет.
Полукровка взял амулет, рассматривая странный узор: на пестром фоне – черная, свившаяся в знак бесконечности змея в погоне за своим хвостом. Ему почудилось, что цветные крапинки нитей меняются местами, а змея, шевеля чешуйками, сдвинулась.
– Как?
– Просто смотри. Думай о том, что хочешь забыть. Чем дольше смотришь – тем меньше помнишь.
Астид испуганно отвернулся от талисмана.
– Когда же и он перестанет облегчать твои страдания -воспользуйся более сильным средством. А теперь уходи.
Астид вынул из-за пазухи брошь, и, подержав её в руке, положил на широкий подлокотник.
– Я хотел подарить это Наллаэн. Отдаю её вам.
– Лучше отдай мне то, что носишь в своем медальоне.
Астид вздрогнул и впился взглядом в эльфийку. Она смотрела на него огромными мудрыми глазами. Медленно расстегнув цепочку, Астид положил медальон рядом с брошью.
– Как ваше имя? – спросил тихо.
– Лиилейт Флорнатейл аэн Шаал.
Когда Гилэстэл вечером вернулся в гостиницу, он застал Астида в своей комнате с кувшином вина.
– Я сказал, что тебе нужно поспать, а не напиваться, - недовольно сказал он.
– Её мать была аэн элле, - заплетающимся языком выговорил Астид, подняв глаза на князя.
– Что ты там бормочешь?
– Её мать. Лилит-паучиха. Наллаэн была дочерью аэн-элле, - усмехнулся полукровка.
Гилэстэл обомлел.
– Аэн-элле? Ты совсем пьян? Они исчезли сотни лет назад.
– А она не исчезла. Она сплела мне маорурен. И сказала, что я сын змеи.
И полукровка выложил на стол подарок эльфки. Гилэстэлопустился на стул, рассматриваяплетенку. Он читал о маоруренах в древних книгах. Узоры, запечатленные в них, могли затмить разум, стереть память, довести до сумасшествия и самоубийства, исцелить душевный недуг, внушитьдурные или благие мысли. Для каждого плелся свой собственный амулет. А какой – знали только те, кто владел этой тайной. У Гилэстэла перехватило дыхание.