Сын
Шрифт:
И только тогда смогла снова поехать Галина к свекрови. Как та прожила этот месяц, непонятно… Детей у нее больше не было, муж-подводник давно пропал без вести в Баренцевом море, и пришлось переживать это непереносимое горе в одиночестве. Галя даже и не узнала ее сразу: худая, сгорбленная, почему-то почти оглохшая… Галя обняла ее и долго не выпускала. А Надежда Васильевна будто вся спряталась на груди невестки и затихла. Так они и стояли в прихожей…
После этого Галя минимум раз в неделю приезжала к свекрови, привозила продукты, кроссворды, на которые та отвлекалась.
Галина мама, Наталия Саввишна, не получила должного образования. Родилась она в бедной семье почти сразу после революции. Вместе с родителями была загнана в колхоз, где и прожила до войны. Во время войны была эвакуирована. Замуж не вышла. После войны приехала в Ленинград, работала на стройке сварщицей. От завода получила комнату в трехкомнатной коммуналке, и это считалось удачей. Через несколько лет, в пятьдесят втором родилась Галя. От кого, так и осталось покрыто тайной… Галя росла, росла, и выросла, а Наталья Саввишна доработала сварщицей до пятидесяти лет и как работник вредного производства ушла на пенсию. Но дома сидеть не захотела и пошла работать в городской архив архивариусом, перекладывать бумажки с места на место. Получала аж тридцать рублей…
Галя вышла замуж, и Наталия Саввишна дала возможность поменять свою комнату вместе с двухкомнатной квартирой Галиного мужа на трехкомнатную, поэтому и жила вместе с «детьми».
Без мужа Гале было не поднять сына, и она была вынуждена идти работать. До рождения сына она этого не делала, как мы уже знаем, только училась в институте Герцена на филологическом факультете. Потом сразу вышла замуж. Муж работать не пустил. Потом рождение сына, его воспитание… И вот теперь… Приходилось начинать то, чего она не умела… Через знакомых устроилась работать в ПТУ учителем эстетического воспитания. Мама и свекровь помогали, как могли. Наталья Саввишна отдавала всю свою пенсию и заработок, а свекровь почти всю, оставляя себе лишь немного.
Сын ни в чём не нуждался. Кормила она его всегда хорошо и разнообразно, и одет он был не хуже других детей, а порой даже и лучше. Она научилась шить. У сына появились новые курточки из вельвета, брючки из парусины… Вещи были модные, красивые такие, что мамы соседских детей, а потом и одноклассников сына интересовались, откуда такая одежда. «Где вы «достали» такую курточку (или брючки, или рубашечку)?» Тогда в магазинах ничего не было, и всё надо было «доставать». Но «доставалой» Галя была никудышным, и потому у неё не было выхода, как только самой «крутиться во все стороны»: и работать, и шить, и вязать, и готовить для сына вкусное и полезное, и читать ему, и играть в те игры, которые ему нравились, и в Филармонию ходить…
Конечно, Тимофей и капризничал, бывало, и ногами топал. Тогда очень хотелось Гале схватить его и как следует надавать по заднице, но она сдерживалась и применяла проверенный трюк: отходила грустная, садилась в кресло и закрывала лицо руками. Вот этого Тимофей боялся больше всего. Он бросался к матери со словами любви и раскаяния,
– Мамочка! Красивая моя красавица, чудесная моя красавица, прости меня! Я больше никогда не буду так делать!
Однажды, уже под вечер, гуляли они во дворе и встретили Тимину подружку Таню, которая гуляла с папой. Тима увидел Таню и с радостным криком «Любимая ты моя! Любимая ты моя!» побежал к ней навстречу. А вечером, перед тем как лечь спать, сказал:
– Я сегодня стихотворение сочинил!
– Да что ты?! – удивилась мама. – Расскажешь?
– Расскажу.
– Надо записать!
– Я же не умею… Мне только шесть лет…
– Я сама запишу!
Галя взяла листок бумаги.
– Говори своё стихотворение.
И Тима продиктовал своё первое (и единственное за всю жизнь) стихотворение:
– «Тима очень хороший мальчик. Он с мамой гулял на улице и видел Таню».
– Как хорошо! – сказала Галя и была совершенно искренна.
Примерно в это же время Тима стал гулять во дворе один. В начале восьмидесятых дети еще могли гулять во дворе сами, без мам или бабушек, и ничего с ними страшного не случалось. Родители, конечно, время от времени выходили на балкон или смотрели в окошко, чтобы убедиться, что с ребёнком всё в порядке. Перед самым домом – детская площадка. Чисто вокруг, летом зелено, и старушки сидят на скамеечках… Гуляй на здоровье! И гуляли. И многому там друг у друга учились.
Например, прыгать на одной ноге Тимофей научился именно с ребятами во дворе. И это было событием в его маленькой жизни. Пришёл с прогулки радостный и прямо с порога закричал:
– Я научился на одной ноге прыгать!
– Да что ты? – радостно сказала мама. – Я горжусь тобой!
– А Лёшка не умеет. Не получается у него. Он старался, а у него не получилось, и он плакал. А Сашка смеялся. А ты правда гордишься мной?
– Конечно!
– Можно я дам Алёшке большую конфету, которая на кухне в вазе?
– Хорошая идея. Дай обязательно.
– А Сашке?
– И Сашке дай!
Тимофей радостно вздохнул и пошел в комнату заниматься своими маленькими делами.
Учились они друг у друга во дворе, конечно, не только хорошему…
Было Тимофею уже семь. Летом исполнилось. Почти тогда же, как Гале исполнилось тридцать. В месяц у них разница. Последнее беззаботное лето перед школой. Пришёл Тима с прогулки и, не взглянув на мать, не сказав ей ни единого слова, забрался на стул и стал смотреть в окно.
Сразу было понятно: расстроен чем-то.
– Что случилось, сынок? – спросила Галя.
И мальчик непривычно строгим голосом, не глядя на мать, сказал:
– Ты мне сказала неправду.
– О чем? Я всегда говорю тебе только правду.
– Нет.
– Говори, в чём моя неправда.
– Ты мне сказала, что ребёнок рождается от любви, а на самом деле он рождается от …
Галина, услышав из детских уст безобразное слово, вскрикнула от неожиданности, но быстро нашлась и спокойно спросила: