Сын
Шрифт:
– Нам необязательно заходить, – произнес мужчина, представившийся комиссаром Кефасом. – Мы из отдела по расследованию убийств. Дело касается Пера Воллана. Он жил здесь…
– Жил?
– Да, он умер.
Марта стала хватать ртом воздух. Ее первая реакция на сообщение о смерти очередного постояльца всегда была такой. Ей казалось, она делает это, чтобы удостовериться, что сама еще жива. Потом наступило удивление. Удивление оттого, что она не удивилась. Пер ведь не был наркоманом, он не сидел в приемной у смерти вместе с остальными. Или сидел? И потому, что она
– Его нашли в реке Акерсельва, – говорил тем временем мужчина.
У женщины на лбу стояла печать «НА ОБУЧЕНИИ».
– Вот как, – сказала Марта.
– Кажется, вы не удивлены?
– Нет. Наверное, нет. Это всегда шок, но…
– Но люди наших профессий к этому привыкают, правда? – Мужчина кивнул на затянутые пленкой окна: – Я не знал, что «Транен» закрылся.
– Здесь будет модная кондитерская, – произнесла Марта и обхватила себя руками, словно замерзла. – Для мамочек, пьющих кофе латте.
– Они и сюда вторглись. Ладно. – Симон кивнул одному из старожилов пансиона, проходившему мимо на подкашивающихся по-наркомански ногах, и тот молча кивнул в ответ. – Здесь много знакомых лиц, как я погляжу. Однако Воллан работал тюремным священником. Отчет о вскрытии еще не готов, но следов от уколов мы у него не обнаружили.
– Он жил здесь не как наркоман. Он помогал нам, когда у нас возникали проблемы с бывшими заключенными. Они доверяли Воллану. И мы предоставили ему временное жилье, когда ему пришлось съехать из дома.
– Да, мы в курсе. Мне интересно, почему вы не удивились, хотя знали, что он не был наркоманом. Это ведь мог быть несчастный случай.
– А это был несчастный случай?
Симон посмотрел на высокую худышку. Она медлила, ожидая знака с его стороны, и наконец открыла рот:
– Мы не обнаружили никаких признаков насилия, но тропинки у реки – это криминальная территория.
«У реки», – отметила Марта. Строгая мама, поправлявшая ее речь за обеденным столом. «Ты никогда не выйдешь замуж за приличного человека, если будешь разговаривать, как портовый грузчик».
Комиссар Кефас склонил голову набок:
– О чем вы думаете, Марта?
Он ей нравился. Казалось, ему не все равно.
– Думаю, он знал, что умрет.
Полицейский поднял бровь:
– Почему вы так решили?
– Из-за письма, которое он мне передал.
Марта обошла вокруг стола в переговорной, находившейся прямо напротив приемной на втором этаже. Им удалось сохранить готический стиль, и эта комната, вне всяких сомнений, была самой красивой в здании. Да и конкурентов у нее было не много. Марта налила кофе комиссару, усевшемуся, чтобы прочитать письмо, которое Марта обнаружила в конверте, оставленном для нее в приемной Пером Волланом. Его напарница сидела рядом с ним на краешке стула и набирала на телефоне сообщение. Она вежливо отказалась от предложенных кофе, чая и воды. Как будто думала, что вода в этом здании полна каких-то редких микробов. Кефас протянул письмо коллеге:
– Здесь написано, что он завещает все свое имущество вашему пансиону.
Его коллега отправила сообщение и кашлянула. Комиссар повернулся к ней:
– Да, фрёкен Адель?
– Теперь больше нельзя говорить «пансион», теперь это называется общежитием.
Кефас искренне удивился:
– Почему это?
– Потому что у нас имеются социологи и медпункт, – сказала Марта. – И считается, что это больше чем пансион. Кроме того, само слово «пансион» приобрело негативное звучание. Пьянка, шум и ужасные условия. Поэтому и решили немного приукрасить действительность и именовать наше заведение по-другому.
– Но все-таки… – произнес полицейский. – Он захотел отдать все имущество вам?
Марта пожала плечами:
– Сомневаюсь, что у него много имущества. А вы заметили дату рядом с подписью?
– Он написал это вчера. И вы считаете, он сделал это, так как знал, что умрет. Иными словами, вы полагаете, что он совершил самоубийство?
Марта задумалась, потом ответила:
– Не знаю.
Высокая худышка кашлянула:
– Прекращение семейных отношений, насколько мне известно, является обычной причиной самоубийств у мужчин старше сорока.
У Марты появилось ощущение, что эта молчаливая женщина располагает точными статистическими данными по любому вопросу.
– Он казался подавленным? – спросил Симон.
– Скорее огорченным, чем подавленным.
– Вполне обычно, что люди, склонные к самоубийству, совершают его в тот момент, когда начинают выходить из депрессии, – произнесла женщина с таким выражением, будто читала прямо из книги. Двое других собеседников посмотрели на нее. – Сама депрессия часто характеризуется апатией, а для самоубийства требуется произвести определенные действия.
Звоночек подал сигнал, что ей на телефон пришло сообщение.
Кефас повернулся к Марте:
– Пожилого мужчину выгоняют из дома, и он пишет вам нечто вроде прощального письма. Почему не самоубийство?
– Я не говорила, что полностью отрицаю самоубийство.
– Но?
– Казалось, он боится.
– Боится чего?
Марта пожала плечами, подумав, не создает ли она себе ненужных проблем.
– У Пера были темные стороны. Он этого не скрывал. Он говорил, что стал священником, потому что ему требовалось больше прощения, чем другим.
– Вы хотите сказать, что он совершал поступки, за которые не каждый его простил бы?
– Никто бы его не простил.
– Вот как. Мы сейчас говорим о тех грехах, в которых особенно часто замечают священнослужителей?
Марта не ответила.
– И по этой же причине его выкинули из дома?
Марта помедлила. Этот полицейский был умнее многих других, с которыми ей доводилось встречаться. Но можно ли ему доверять?
– На моей работе учишься искусству прощать то, что простить невозможно, комиссар. Конечно, вполне возможно, что Пер не мог сам себя простить и выбрал такой выход. Но возможно и то…