Сыночкина игрушка
Шрифт:
Он ещё раз выкрикнул имя сына, и тот отозвался прямо у него за спиной:
– Я тут, папка.
– Ага. Пойдём, надо невесту твою покормить.
Андрей Семёнович посмотрел, как заливается краской лицо его отпрыска, и подумал, что, как бы там ни было, он смог стать хорошим отцом. А какой же хороший отец не захочет помочь своему сыну обрести счастье?
21.
В старом доме, где Марина и Света провели своё детство, пахло чем-то казённым. Непривычные ароматы остались после раннего визита следователя из местного отделения полиции. Коротко, но деликатно опросив женщин, он ушёл, оставив после себя слабый шлейф дешёвого одеколона и пота, а ещё – обещание сделать всё возможное для поисков пропавшей девушки. Фраза эта показалась до боли
Потом Света долго рыдала, а Марина деловито, хоть и слегка заторможенно после бессонной ночи, накрывала на стол. Ели молча, уткнувшись в тарелки и не глядя друг на друга.
А ещё немного позже раздался телефонный звонок, возвещая, что на кое-как составленное письмо откликнулись волонтёрские организации. Поиски Кати начались в полную силу...
22.
Андрей Семёнович в сопровождении своего сына зашёл в гараж и выждал некоторое время, чтобы удостовериться в том, что его не окликнет никто из соседей. Потом медленно спустился в яму. Обычно мужчина не рисковал ходить в погреб днём, делая это только рано утром, пока ещё не наступил рассвет, либо через несколько часов после заката, когда все уже спали. Он соблюдал меры предосторожности. И никогда не похищал людей, живших неподалёку. По крайней мере, никогда раньше не похищал.
Вздохнув, мужчина осторожно подцепил потайную дверцу и беззвучно уложил на дно ямы. Когда и он, и его сын оказались на скрытых этим листом ступеньках, он взялся за приваренные с обратной стороны листа ручки и поставил её на место. Спускаясь вниз по тонущим в полумраке ступеням, сгорбившись в три погибели и отставив от себя, насколько позволяло пространство, неприятно пахнущую кастрюльку, Андрей Семёнович вспоминал детство. Свои первые шаги по кровавому пути.
Ему тогда едва исполнилось пятнадцать. И он, подросток Андрюша из маленького городка, почти все жители которого трудились на химическом заводе, производя для страны краску, почувствовал вожделение. Поначалу он пытался отнести это странное свербящее чувство на счёт своих ровесниц, от округлившихся форм которых было так трудно оторвать взгляд. Даже сумел-таки склонить одну из них к близости. Не слишком умную и не слишком красивую Варечку. Прошло уже много лет, а он так и не забыл её лицо – скуластое, квадратное, с выпирающей нижней челюстью…
Впрочем, в тот раз эрекция так и не наступила. Он обвинил во всём внешность Варечки, хотя в глубине души и догадывался, что дело не в ней, а в нём. Один из множества механизмов его тела дал серьёзный сбой, и от этого в груди клокотала глухая злоба и досада. Наверное, именно от досады он и пнул тогда бездомного пса, увязавшегося за ним на окраине леса. И испытал от этого пинка такое наслаждение, которого раньше и представить себе не мог. Воспитанный строгими родителями, он никогда не обижал слабых. Даже рогатки не имел. Поэтому никак не мог ожидать, что обиженный визг кривоногой лохматой собачонки поднимет у него в груди такую бурю эмоций. Исключительно положительных эмоций, хотя и густо замешанных на стыде. И, что чувствовалось ещё самым постыдным – этот полный негодования визг сумел сделать то, чего не смогла неумело кривляющаяся Варя. Подросток Андрюша кончил себе в штаны.
Так лес превратился из места любовной игры со страшноватой, но доступной одноклассницей в его личную пыточную. Первая собачонка сбежала, но ни одной из последующих он уйти не позволил. Худой и нескладный мальчишка проявил осторожность и изобретательность, несвойственную его возрасту. Он разработал целую систему, по которой выбирал и прикармливал жертв. В дупле одной из ничем не примечательных корявых сосен он оборудовал тайник, в который сложил нож, прочную верёвку и рабочие перчатки. Ни одно из пыточных приспособлений никогда не покидало леса, и все предметы своего жутковатого инструментария он украл у разных людей. Андрюша никогда не
Так зверь в человеческом обличии набирался опыта. Уже к шестнадцати годам он изучил лес, как свои пять пальцев. Его мозг, не способный удержать в памяти и осмыслить школьную программу, внезапно заработал с невиданной силой. Он мог без запинки перечислить каждое место, где убивал ту или иную зверушку, вспомнить окрас каждой жертвы и её особые приметы. На практике он познал такие тонкости пыточного мастерства, какие не снились большинству палачей инквизиции. В особенно удачные дни у него получалось по несколько часов сохранять собаке жизнь, то мастурбируя, то нанося ей всё новые и новые увечья.
И разумеется, преуспев в своём увлечении, он стал беспечным. Ему показалось, что достаточно соблюдать несколько простых правил, чтобы не быть пойманным. В воображении Андрюши он переродился в кого-то вроде киношного злодея, Фантомаса, неуловимого и запредельно опасного. И этот образ рухнул в один краткий миг. Когда за спиной у садиста, самоудовлетворяющегося над телом бьющейся в предсмертной агонии дворняги, хрустнула ветка. К тому моменту он уже хорошо изучил лесные звуки и знал, что так сухо и коротко может щёлкнуть лишь валежник под кирзовым сапогом. Тело маньяка среагировало куда быстрее мозга. Не успел ещё смолкнуть страшный звук, как ноги будто сами собой понесли его вперёд. На ходу пытаясь натянуть штаны, живодёр ломился через кусты, едва не рыдая от ужаса. Но к его счастью, когда случайно забравшийся в его тайник грибник обнаружил истерзанную собаку со связанными лапами, он находился уже далеко.
Весть о неслыханном инциденте, разумеется, облетела всю область в считанные дни. Чудовищная жестокость, с которой злодей расправился с псиной, привела людей в ярость. Новость обсуждали на каждом углу. Женщины поджимали губы и осуждающе качали головами, мужчины в бессильной ярости сжимали кулаки и трясли ими в воздухе, обещая расправиться с садистом так же, как он поступил с животным. И Андрей, стараясь внешне сохранять спокойствие, ходил по городу, чувствуя, как его буквально сжигает изнутри страх. Глядя на мускулистые руки заводских работяг и их пудовые кулачищи, он обливался потом и чувствовал, что глаза начинало щипать.
Страсти улеглись примерно через неделю, едва не стоившую Андрюше нервного срыва. А потом у людей, во все времена отличавшихся короткой памятью, появились новые, более радостные темы для обсуждения. Замученную собачонку списали на неведомую абстрактную «городскую шпану», которая взялась невесть откуда и, видимо, растворилась в воздухе.
Начинающий маньяк смог, наконец, вздохнуть спокойно. Но урок, полученный тем летом, он усвоил накрепко. И даже спустя тридцать пять лет чувствовал, как по спине бегут мурашки и собирается капельками на лбу испарина от этих воспоминаний…
– Пап?
Андрей Семёнович вздрогнул и понял, что уже довольно долго стоит, теребя в руках ключ от тяжёлой двери в камеру. Воспоминания о юношеских приключениях неожиданно увлекли его. Даже помня свой страх, он чувствовал ностальгию по тем дням. Что и говорить, хорошее было время…
– Да, Пашка, идём.
Отработанным движением вставив ключ в личинку замка, мужчина отпер дверь.
23.
Суматоха на опушке Казачьего леса успокоилась лишь ближе к полудню. Суетились люди в камуфляже, переговариваясь о чём-то между собой и с местными. На самом деле их приехало немного, волонтёров, откликнувшихся на призыв о помощи, но Свете, которую в штаб поисков ненадолго привёз участковый, казалось, что она попала в добрую сказку. И поисковики, большей частью молодые, на десять-пятнадцать лет младше неё, представлялись ей волшебным войском, совершенно внезапно явившимся на выручку.