Сыночкина игрушка
Шрифт:
– Слыхала, у Маринки Зотовой племянница пропала?
Бабка отшатнулась, удивлённо взглянув на своего собеседника.
– И чаво? Ну, слыхала. Ты штоль скрал-то?
И старушка, чрезвычайно довольная своей шуткой, тоненько захихикала, трясясь всем своим тщедушным тельцем.
– Он украл.
Старуха прекратила смеяться, удивлённо уставившись на Дмитрия Юрьевича. Тот наклонился к ней, будто сообщил эту новость тихо, едва различимо. На самом же деле ему приходилось почти что орать, чтобы она расслышала его. Моргнув пару раз, бабка приоткрыла
– Сам видел! – рявкнул он. – Тащил её в гараж! Она без сознания валялась, кровь капала!
Бабка снова зажала рот ладошкой и принялась креститься. А дядька Митяй ввернул, не удержавшись:
– Не человек он, а Зверь!
– Ох-хо, ой лишенько… – причитала старуха, безумным взглядом обводя улицу.
В доме напротив приоткрылась дверь, и на улицу, рукой придерживая не завязанный под подбородком платок, высунулась другая старуха: в противовес первой – огромная толстуха с красным лицом.
– Матвеевна, что случилось? – утробно пробасила она. – Что там у вас?
Дядька Митяй не ответил. Зато сухонькая старушка, уже принявшая на веру его рассказ, закричала со слезой в голосе:
– Андрей Семёныч девочку Маринкину в сарае у себя уби-и-ил! Голыми руками разорвал, как зверь!
Толстуха всплеснула руками и захлопнула дверь. Но уже через секунду она распахнула её вновь и выскочила на улицу, завязав платок и вытирая мокрые руки о грязный фартук. Торопливо оглядевшись по сторонам, толстуха широкими шагами пересекла улицу.
– Чего там Андрей Семёныч-то?!
Матвеевна заголосила громче прежнего, мелко кивая головой:
– Девочку Маринкину, племянницу её, украл и убил! И Митьке голову пробил! Весь в кровище!
– Убил племянницу её?! Убил или ещё и насиловал?!
– Он её ишшо и насиловал?!
Старухи, занятые новой сплетней, выискивали в собственных фантазиях всё больше и больше кровавых и мерзких подробностей. Но дядька Митяй этого уже не слушал. Довольный произведённым эффектом, он спешил дальше по улице, туда, где жил участковый.
54.
Андрей Семёнович не был дураком. Скорее хитрым, осторожным и изворотливым чудовищем, хоть и подверженным различным эмоциональным припадкам. Он отлично понимал, что убегать в его ситуации – худшее, что могло прийти в голову. Старик, вне всякого сомнения, поковылял к своему дружку-участковому. Тот, хоть его и доводили до белого каления вечные пророчества сумасшедшего, на его новую жалобу отреагирует. Да и как тут не отреагировать, если доказательствами побоев у дядьки Митяя всё лицо измазано?
Нетерпеливо постукивая пальцами по столешнице, Андрей Семёнович стоял, глядя в окно на гараж. Он вроде бы замаскировал вход в подвал, но настоящей проверки эта маскировка ещё не проходила. Никто не заходил в кособокую сараюшку, не заглядывал в смотровую яму. Старик ведь наверняка укажет именно туда, не так ли? И они непременно заглянут в это тесное помещение, которое всё на виду…
Тряхнув головой, Андрей Семёнович
– Стоп!
Мужчина сильно стукнул кулаком по столу. Несколько дней пролежавшие на столешнице крошки оставили на костяшках царапины.
«Не вовремя, не вовремя это…»
Двумя пальцами, словно что-то опасное и агрессивное, взяв нож за рукоять, мужчина отнёс его в комнату и, приподняв кусок рассохшегося плинтуса, сунул клинок в щель между стеной и половой доской. Так себе тайник, но вряд ли будет настоящий обыск…
Он повернулся к печи, проверить, насколько хорошо прогорела Катина одежда, когда на лестнице появился Пашка. Лицо его выглядело испуганным и опухшим от сна, ступени скрипели под тяжёлыми шагами. Андрей Семёнович вновь испытал смесь жалости и злости, глядя на своего отпрыска.
– Пашка!
Отец положил руку на плечо своего сына и отвёл его в сторону от лестницы.
– Паша, мне нужна твоя помощь, понимаешь? Понимаешь?
Пашка закивал, хотя глаза его и оставались пустыми. Вряд ли он понимал, и Андрей Семёнович встряхнул отсталого, заставляя посмотреть прямо на себя.
– Пашка! Если ты мне не поможешь, нас с тобой отправят в тюрьму! Обоих, понимаешь? На всю жизнь! А там знаешь, что делают с такими, как мы с тобой, нормальными ребятами?
Пашкино лицо постепенно оживало: брови взлетели вверх, губы искривились. В глазах появилось подобие осмысленности. Но Андрей Семёнович решил продолжить:
– Там любят мальчиков молодых, Пашка! Таких, как ты, к примеру. А знаешь, почему любят? – Пашка дёрнулся, но Андрей Семёнович удержал его на месте. – Там с такими ребятками делают всё то, что мы в подвале делали с другими!
Пашка завизжал. В его голосе слышалась неподдельная паника. Перед глазами паренька стояли картины ужасных пыток, сопряжённых с унижениями и изнасилованиями. Ему виделись открытые переломы, снятая кожа, кровь и кишки…
– Не-е-ет! – заорал Пашка тонким фальцетом. – Нет, папка, не хочу!
Умственно отсталый уже начал вырываться, и Андрею Семёновичу пришлось прижать его к стене, навалившись всем весом.
– Что не хочешь?! Чтобы тебе ножик в попу вставили, а?! А потом письку вместо ножа?!
Лицо Пашки побагровело, глаза побелели, а покрытый желтушным налётом язык вывалился едва ли не до воротника рубахи.
– Хорошо! – Андрей Семёнович ослабил хватку. – Хорошо! Если не хочешь – я постараюсь сделать так, чтобы нас туда не отправили. Но мне нужна помощь, Пашка! Сын!