Сынок министра
Шрифт:
– А мне выводы Гурова кажутся достаточно серьезными, – заметил министр МВД.
– Мне они, откровенно говоря, кажутся возмутительными и не слишком обдуманными, – жестко сказал Панченко. – Откровенно говоря, я с самого начала не слишком верил в успех этого расследования. Теперь мои опасения подтверждаются. Мысль о том, что мой племянник может оказаться виновен в краже драгоценностей, да еще и в убийстве, могла родиться только в воспаленном воображении. Вы тут вообще представляете, какие все это может вызвать последствия?
Гурову не хотелось
– Речь идет сейчас не о последствиях, Андрей Борисович, верно? – в голосе бывшего оперативника звучала явная обида. – Ты просил по возможности без шума отыскать твою вещь. Мы совершили почти невозможное. Видимо, совсем без огласки не получится. Но за это ты должен благодарить не нас, а того, кто пошел на такой отчаянный шаг, как убийство.
– То есть Геннадия – так вас надо понимать? – сердито буркнул Панченко. – Премного вам благодарен! Только хочу заметить – ничего вы пока не совершили невозможного, кроме как попытались бросить тень на мою семью. Но я не хочу показаться капризным. Пусть будет по-вашему. Я умываю руки. Но требую, чтобы в случае ошибки – а она, я уверен, неизбежна – виновные понесли заслуженное наказание. Без скидок на прошлые заслуги!
На Гурова в этот момент никто не смотрел, но он чувствовал себя так, будто на него устремлены тысячи глаз.
– Отлично! Следовательно, ты даешь добро на то, чтобы мы поработали с твоим племянником? – жестко спросил министр МВД.
Панченко неопределенно махнул рукой.
– Делайте что хотите! Только имейте в виду – у меня больше нет времени совершенно. Я и так вырвался сюда с огромным трудом. Завтра я вылетаю с визитом в Голландию. Я занят выше головы! И, кстати, Геннадий Канунников тоже включен в состав делегации, имейте это в виду.
Гуров переглянулся с Крячко и не удержался от вопроса:
– Канунников улетает с вами в Голландию? Мне об этом ничего не известно. Это была его идея?
Министр МВД уловил неприязненную гримасу на лице Панченко и поторопился грубовато оборвать Гурова:
– Ты свое, Лев Иванович, сказал уже. Помолчи пока. А ты, Андрей Борисович, не беспокойся. Все сделаем быстро и аккуратно. К утру, если все будет для него благоприятно, Канунников будет свободен, гарантирую! Только у меня к тебе будет просьба – как бы так сделать, чтобы твой племянник был на месте? Не хотелось бы, чтобы он подготовился к нашему обыску. Ты знаешь, как с ним связаться?
– Разумеется. Но я не понимаю, чего вы от меня хотите? – рассердился Панченко. – Чтобы я привел его к вам за ручку?
– Нет, просто попроси его быть сейчас дома и никуда не отлучаться. Скажи, что ты к нему заедешь, что ли… Не нужно, чтобы он что-то заподозрил.
– С какой стати я буду заезжать к нему домой? Никогда этого не делал. Тут-то он точно заподозрит неладное. Это какой-то гипноз – вы меня уже уговорили, что Канунников виновен… Извольте, я свяжусь с ним. – Панченко медленно повернул голову, нашел взглядом Забуруева и повелительно кивнул. – Ну-ка, набери его номер!
Референт Забуруев с готовностью выхватил из недр строгого пиджака трубку мобильника и в одно мгновение набрал комбинацию цифр. Некоторое время он ждал, собрав кожу на лбу в гармошку и держа телефонную трубку над ухом, как морскую звучащую раковину, а потом заговорил бесстрастно-официальным тоном:
– Добрый вечер, Геннадий Трофимович! Забуруев. С вами будет говорить Андрей Борисович. Передаю трубку.
Он почтительно и осторожно вручил телефон министру, который с видом крайнего раздражения принял трубку и тут же заговорил небрежным покровительственным тоном:
– Алло! Геннадий? Что делаешь? Ах, работаешь… Похвально. Всем бы у нас так. Ты вот что – будь пока дома. Возможно, мне придется к тебе заскочить. Разговор есть. Нет, не телефонный. Короче, делай, что я сказал. К завтрашнему дню готов? Все собрал, ничего не оставил? Учти, я на тебя рассчитываю – ты мне обещал! Ну, все! Одним словом, будь дома! Пока!
Министр, не глядя, сунул телефон Забуруеву и с полуулыбкой признался своему коллеге-министру – таким тоном, будто в кабинете больше никого не было:
– Ты понимаешь, вот этот самый Генка Канунников грозился репортаж сделать о моем визите к голландцам – полновесный, с цветными фотографиями… Ну, там, знаешь, на фоне тюльпанов, каналов, лебедей всяких… Обещал продать этот репортаж в солидный европейский журнал. Пустячок, как говорится, а приятно… Только вот не люблю я сниматься – все эти фотографы из меня какого-то недомерка делают! Генка обещал, что и фотографии сделает по высшему разряду. Посмотрим… Одним словом, оставляю вас. Надеюсь, разум возьмет верх… Впрочем… Вот что еще, – строго добавил он. – Соседей понятыми не брать! Не хватало, чтобы весь дом знал, что у племянника министра учинили обыск!
– Не беспокойся, Борисыч! – грубовато сказал министр МВД. – Все будет аккуратно – я тебе обещаю. Людей туда пошлют самых надежных. Постановление у нас уже готово. Если все в порядке, никто ничего не узнает, даю тебе слово.
Панченко пренебрежительным расслабленным жестом дал понять, что махнул уже на все рукой, и тут же выбрался из кресла. Забуруев уже был на ногах и стоял наготове, словно собирался нести шефа на руках. Панченко перед уходом задержал наконец взгляд на Гурове, но в этом взгляде не было и тени приязни. На лице Гурова осталось выражение спокойствия и непреклонности.
Министр МВД проводил своего коллегу до приемной, а вернувшись, с ходу заявил:
– Все, мусолить этот вопрос больше не имеет смысла… Вся ответственность на вас, ребята. Имейте в виду, промашки не спущу! А сейчас приступайте к делу. В прокуратуре ждут моего звонка. Они подъедут к вам в главк. Кого с ними направишь, Петр Николаевич, сам решай. Может, тебе самому тоже стоит поприсутствовать? Как закончите обыск, с докладом ко мне! Я буду на месте. Все, действуйте!