Сыновья Ананси (Дети Ананси) (Другой перевод)
Шрифт:
– Ой! Я, кажется, обжегся.
Он посмотрел на брата и увидел на его лице собственное выражение: обеспокоенный, усталый, напуганный.
– Да, это я втянул птиц. Что будем делать?
– Они тут, кстати, готовят классную штуку с лапшой и тушеным мясом, – сказал Паук.
– Ты уверен, что мы в Италии?
– Не особенно.
– Могу я спросить?
Паук кивнул.
Толстяк Чарли подыскивал слова.
– Эта история с птицами. Когда они все вылезли и начали делать вид, будто сбежали из фильма Хичкока. Ты думаешь, такое
– А что?
– А то, что нас заметили голуби. – Он указал на дальний конец площади.
Голуби занимались не тем, что обычно делают голуби. Они не клевали хлебные корки и не расхаживали, опустив голову, в поисках еды, брошенной туристами. Они неподвижно застыли и смотрели. Зашумели крылья, и к голубям присоединилась еще сотня птиц, большая часть приземлилась на статую толстяка в огромной шляпе, что возвышалась в центре площади. Толстяк Чарли смотрел на голубей, а голуби смотрели на него.
– Какой самый худший вариант? – приглушенно спросил он Паука. – Они нас засрут?
– Не знаю. Но думаю, они способны на худшее. Допивай свой шоколад.
– Но он очень горячий.
– И нам понадобится пара бутылок воды. Гарсон!
Негромкий шелест крыльев; квохтанье прибывающих птиц; и фоном – тихое неразборчивое воркование.
Официант принес им бутылки с водой. Паук, который, как отметил Толстяк Чарли, теперь снова был одет в черно-красную кожаную куртку, рассовал их по карманам.
– Это всего лишь голуби, – сказал Толстяк Чарли, и, еще не договорив, понял, что не прав. Это были не просто голуби. Это была армия. Статуя толстяка почти исчезла из вида под серыми и фиолетовыми перьями.
– Кажется, я больше любил птиц, когда они не думали на нас нападать.
– И они всюду, – сказал Паук и схватил Толстяка Чарли за руку. – Закрой глаза.
Птицы поднялись как одна. Толстяк Чарли зажмурился.
Голуби наступали, как волки на стадо…
Тишина и даль. Я в духовке, подумал Толстяк Чарли. Он открыл глаза и понял, что так и есть: это была духовка – с красными дюнами, уходящими вдаль и растворяющимися в перламутровом небе.
– Пустыня, – сказал Паук. – Показалось, неплохая идея. Зона, свободная от птиц. Тут и договорим.
Он протянул Толстяку Чарли бутылку воды.
– Спасибо.
– Итак. Будь добр, расскажи мне, откуда взялись птицы.
– Есть одно место, – сказал Толстяк Чарли. – Я там был. Там было множество зверолюдей. Они, хм. Они все знали папу. А одна из них была женщина, типа, Женщина-Птица.
– Есть одно место? – смерил его взглядом Паук. – Звучит загадочно.
– Это горный склон, а в нем пещеры. А еще там скалы, которые уходят в никуда. Это похоже на конец мира.
– Это начало мира, – поправил Паук. – Я слышал про пещеры. Знакомая девчонка рассказывала Хотя сам там не был. Так ты встретил Женщину-Птицу и…
– Она предложила
– Это, – сказал Паук, улыбаясь как кинозвезда, – было по-настоящему глупо.
– Я не велел ей вредить тебе.
– А как, ты думал, она собиралась от меня избавиться? Написать гневное письмо?
– Не знаю. Я не подумал. Я был зол.
– Прекрасно. В общем, если ее возьмет, ты будешь зол, а я буду мертв. Ты ведь мог меня просто попросить.
– Я просил!
– Хм. И что я ответил?
– Что тебе нравится мой дом и ты никуда не уйдешь.
Паук отпил немного воды.
– И что ты ей сказал?
Толстяк Чарли попытался вспомнить. Теперь, когда он об этом думал, он понял, что сказал какую-то странную вещь.
– Я сказал только, что отдаю ей потомков Ананси, – неохотно ответил он.
– Что-что?
– Она попросила, чтобы я так сказал.
Паук никак не мог в это поверить.
– Но речь ведь не только обо мне, а о нас обоих.
Во рту у Толстяка Чарли пересохло. Ему хотелось верить, что это из-за духоты, и он отпил воды из бутылки.
– Подожди-ка, – спросил Толстяк Чарли. – А почему мы в пустыне?
– Здесь нет птиц, помнишь?
– А это что? – Он вытянул руку. Сперва они показались крошечными, но потом стало понятно, что они просто очень высоко: кружили, ложились на крыло.
– Грифы, – сказал Паук. – Они на живое не нападают.
– Точно. А голуби боятся людей, – сказал Толстяк Чарли. Точки в небе кружили уже ниже, и птицы, снижаясь, как будто слегка подросли.
– Принимается, – сказал Паук. И затем: – Дерьмо.
Они были не одни. Кто-то наблюдал за ними с дюны. Случайный человек мог бы принять ту фигуру за пугало.
Толстяк Чарли закричал:
– Уходи! – Его крик поглотил песок. – Я отказываюсь! Сделка отменяется! Оставь нас в покое!
Плащ задрожал на горячем ветру, и дюна опустела.
– Она ушла, – сказал Толстяк Чарли. – Кто бы мог подумать, что это будет так просто.
Паук тронул его за плечо и указал в другую сторону. Теперь женщина в коричневом плаще стояла на ближайшем к ним песочном гребне, так близко, что Толстяк Чарли мог видеть стеклянную черноту ее глаз.
Грифы – обветшалые черные тени – опустились на землю: голые розовато-лиловые шеи и скальпы без перьев: так удобнее засовывать голову в гниющую тушу – вытянувшись, близоруко пялились на братьев, словно раздумывая, подождать им, пока люди умрут, или как-то ускорить этот процесс.
– О чем вы еще договорились? – спросил Паук.
– М-м-м?
– Было что-нибудь еще? Она давала тебе что-нибудь, чтобы скрепить сделку? Обычно в таких случаях торгуются.
Грифы подбирались все ближе, шажок за шажком, сплочая ряды, сжимая круг. В небе появилось много черных черточек, они росли и, раскачиваясь, приближались к братьям. Рука Паука крепко сжала руку Толстяка Чарли.