Сыновья
Шрифт:
Не успели проехать и ста метров, как из редкой сосновой рощицы послышались выстрелы. На грузовике опять все пригнулись, в том числе и Вальтер. Раздался крик. Шофер прибавил скорость. Одновременно на грузовике застрочил пулемет. Под огневым заслоном машина бешено мчалась в ночной тьме по невидимому шоссе. К собственному изумлению, Вальтер не испытывал никакого страха; сидя на корточках, стиснутый плотно прижавшимися друг к другу людьми, он чувствовал себя в полной безопасности. Только бы шофер не потерял присутствия духа и не налетел на дерево.
Дорога ухудшилась. Машина пошла медленней, ее подбрасывало
Машина стояла у Легердорфского кирпичного завода — передового опорного пункта рабочих.
— Минутку, товарищи! — крикнул Тимм. — Всем ждать на машине. Еще неизвестно, здесь останемся или двинемся дальше.
На машине потихоньку переговаривались и смеялись. Все радовались, что так благополучно прорвались сквозь огонь противника. Хвалили Кришана — молодец, ни разу не дрогнул. Только теперь Вальтер узнал, что во время перестрелки в сосновой рощице один из товарищей, Кришан Дейке, все время подпирал пулемет плечом.
— У меня, наверно, вся спина разукрашена синими и зелеными полосами, — смеясь, говорил Дейке. — Но страху мы на них все-таки нагнали…
Тимм со своими людьми остался здесь. Кто хотел, мог расположиться в здании завода и поспать. Несколько человек отправились туда. Вальтер совершенно не склонен был отдыхать; он не отходил от Тимма и, таким образом, узнал, что же разыгралось вчера в Итцехоэ и здесь, в Легердорфе.
В полдень в Итцехоэ тоже была объявлена всеобщая забастовка. Но в то же мгновение из казарм вышли войска и заняли все общественные здания и крупные заводы. Во второй половине дня произошли первые стычки; рабочие заняли вокзал и несколько гостиниц. Удержать эти объекты им, однако, не удалось — воинские части чуть было не взяли их в кольцо. В последнее мгновенье рабочие отряды пробились к своим в Легердорф. Когда отступали, а отступали с боями, был смертельно ранен командир борющихся рабочих, социал-демократ Эвальд Бюлер, заводской мастер, бывший фельдфебель, взявший на себя командование вооруженными отрядами. Рабочие принесли с собой в Легердорф тело своего погибшего товарища и установили гроб в местной школе. Команду над отрядами рабочих взял на себя, ко всеобщему удивлению, бывший капитан, а ныне вышедший на пенсию налоговый инспектор. Как уверяли итцехойцы, он отлично делал свое дело.
— Что это за налоговый инспектор? — спросил Тимм.
— Те, кто его знает, говорят, что он близок к «Германской народной партии». Буржуй с головы до пят, — ответил один из итцехойцев. — С причудами. Не мудрено — ведь ему уже под семьдесят. С нами, собственно, он не имеет решительно ничего общего, но дело свое делает отлично. В политическую работу он совершенно не вмешивается.
Тимм выразил желание познакомиться с отставным капитаном. Прошли гуськом через территорию завода, потом через какое-то обледенелое поле вышли на шоссе и вскоре достигли города.
Легердорф — маленький городок со сравнительно высоко развитой промышленностью и с сильными рабочими организациями. Легердорфовец, шедший рядом с Вальтером, говорил то о кожевенном, то о кирпичном заводе, то о джутовой фабрике. Пять восьмых всех голосов избирателей отданы рабочим партиям. А вокруг города, в деревнях и в поместьях, преобладают консервативные элементы. В обычные времена классовая борьба здесь выносится на танцевальные площадки, рассказывал легердорфовец. Ни одно воскресенье не обходится без драки. Кто с кем дерется? Крестьяне с рабочими. В последнее время крестьянские парни все чаще приводят с собой пресловутых тайных солдат, которые скрываются в крупных поместьях.
Вальтер спросил, кто эти крестьянские парни? Вероятно — сыновья кулаков?
— Многие, но не все, — ответил легердорфовец. — Однако сплоченность у них поразительная, независимо от происхождения!
— Это нехорошо, — сказал Вальтер. — Надо постараться перетянуть бедняков и их сыновей на нашу сторону.
— Безнадежное дело! Они часто реакционней кулаков. Даже батраки иной раз заодно с ними. Перетянуть их к себе? Бред! Их можно только по башке бить. Крестьяне, за редким исключением, — враждебный лагерь. Это нам надо твердо знать. А сейчас что? Не то же самое? Нет, деревня против нас!
Налоговый инспектор, отставной капитан Генрих Вибринк, сухощавый, необычайно живой, старик, быстрым взмахом руки вскинул на нос пенсне и с каким-то подозрением, пристально посмотрел на вошедших рабочих.
— Что случилось? — взвизгнул он тонким старческим голосом, в котором прозвучали досада и раздражение.
У него было маленькое костлявое лицо, под глазами — мешки, беззубый рот лежал тонкой сухой чертой. Но серые глаза еще смотрели живо. Как успел заметить Вальтер, во время разговора с рабочими лукавый, хитрый взгляд старика мгновенно сменялся подозрительным, настороженным.
Эрнст Тимм, отрекомендовавшись, спросил, словно желая получить подтверждение:
— Вы, стало быть, помогли рабочим своими познаниями в военном искусстве?
— Хи-хи-хи! — засмеялся отставной капитан. — Громко сказано! Хи-хи-хи!.. Меня заинтересовала обстановка, милостивый государь! — вскричал он неестественно высоким фальцетом. И неожиданно серьезно прибавил: — Задача трудная, но интересная! Напоминает положение при Саарлуи!.. Был я тогда лейтенантом, молодым, неопытным, но удалым! Семнадцать дней подряд удерживал позиции, а неприятель — в пять раз сильнее! И точно такая же обстановка здесь! Удержимся! Только, — он вдруг закричал так громко, что кровь бросилась ему в лицо, — только при одном условии: полное повиновение! Самочинных действий не потерплю!
Вальтер, которого вся эта сцена очень позабавила, переводил взгляд с отставного капитана на Тимма и опять на седого военачальника. Тимм был смущен; на лице его, однако, ничего нельзя было прочесть. Он кивал, ни словом не прерывая старика, он умел превосходно молчать; Вальтеру это было хорошо известно. Потом Тимм попросил капитана разъяснить положение.
Старик суетливо развернул на столе карту и стал тыкать костлявыми пальцами в точки, обведенные красным и синим карандашом. Вальтер слышал, как он шепчет про себя: