Сыны Амарны
Шрифт:
И просто смотрел. Смотрел, как она чуть закусила губу в ожидании. Как флуоресцентный свет играет тенями на аккуратной груди и мышцах живота в такт дыханию. Как при этих движениях то появляется, то вновь скрывается в полумраке ямочка пупка…
Раздался металлический стук по переборке и шлюз, фыркнув сервоприводами, скользнул в сторону.
– Капитан, я… – женский голос сбился. – Простите, лейтенант, я не знала, что вы здесь…
Тусклое дежурное освещение коридора выхватило, неуверенно замершую на пороге Эмилию, очерчивая стройную фигуру. Она укуталась то ли в простыню, то ли… все-таки в простыню. Светлые, по-мальчишечьи
– Я уже ухожу, – высвободила Серафина ладонь, попутно дернув меня за "шерсть" на груди.
Поднималась она медленно и грациозно, словно пантера только открывшая глаза ото сна и не совсем осознающая, что происходит вокруг, но понимающая, что за ней могут наблюдать и надо держать планку.
И за ней действительно наблюдали.
Мой взгляд соскользнул с ее плеч вслед за черными волосами, струящимися по ключицам, будто ленточки ручейков. Обогнул, проступающие под локонами, холмики лопаток. Устремился ниже: вдоль бугорков позвоночника, по призывно изогнутой пояснице, и уперся в бедра, что маняще колыхнулись, когда Серафина поднялась с кровати. А когда нагнулась собрать одежду, я вновь ощутил, что меня умышленно дразнят.
Она, не распрямляясь, оглянулась. И я, наткнувшись на хитрый "оскал", с вызовом усмехнулся в ответ.
– До утра, капитан, – бросила Серафина, покидая каюту.
Шлюз "фыркнул", и переборка встала на место. Но воображение дорисовывало, как она удаляется, закинув на плечо графитовую форму; как покачиваются бедра, играя тенями при точечном, дежурном освещении; и как, сквозь растворившиеся во мраке волосы, блеснул веселый взгляд, когда она обернулась…
Об Эмилии я вспомнил, когда ее икры коснулись бедер. Рядовая без разговоров взобралась на меня, холодная ладонь уперлась в грудь, другая потянулась вниз, и мой живот непроизвольно дернулся от влажного прикосновения.
– Лейтенант, похоже… О-о-ох! – раздался протяжный выдох, когда она опустилась.
Что "похоже" Эмилия так и не договорила.
Раскачивания стали быстро наращивать темп, кожа, соприкасаясь – шлепать громче. Женская грудь напряглась и колыхалась сдержанней, ореолы встопорщились. Эмилия вскинула подбородок, закрытые веки подрагивали, из горла вырывалось тяжелое дыхание…
А я все пялился на закрытый шлюз. И перед взором застыли прекрасные серые глаза, порхание длинных ресниц за ниточной шторой черных волос, и шрам, рассекший правую бровь на две части протянувшись по скуле на щеку.
"Останься…"
Мысль мелькнула, словно молния: быстро ударила и вновь скрылась за границей сознания, оставив после себя тоскливое пепелище.
"Похоже, все же стареешь, капитан…"
– О-о-о! – выгнулась Эмилия, кусая губы и содрогаясь всем телом.
Глава 2
Свежевыбритое лицо хмуро уставилось на меня из отражения в зеркале.
"Стальной взгляд…" – всплыло в памяти определение Серафины.
Искривленный переломами нос, разбитая губа, рубец на подбородке. Тонкий шрам полумесяцем справа, от уголка губ на щеку. Еще один, менее аккуратный и рваный – наискось пересекший лоб. От правого уха – только две трети, без верхней части ушной раковины… Да ничего особенного, в общем-то. Обычное лицо космопеха, ставшего со смертью на равных.
Но кое-что все же выбивается из привычного образа.
Вокруг серых глаз проступила легкая паутинка самых настоящих морщинок, и симметричные складки у крыльев носа слишком уж резко очертили щеки, не позволяя усомнится в их биологическом происхождении. И вот это уже крайне не характерно, потому что старость для космопеха также недосягаема, как укус собственного локтя.
Стерев остатки пены для бритья, я прополоскал рот и сплюнул. Вода с шумом закружилась в стоке, унося все на переработку.
"Черт, неужели старею?!" – вернулась непривычная мысль.
Надо признать, она уже начала порядком… не пугать, нет, но надоедать. Она стала обретать плоть, въедаясь в подкорку и овладевая разумом. Да так, что все решения придется взвешивать и продумывать дважды… А, может, "бледная" устала ждать? Решила зайти с другого конца?
…На выходе из каюты меня дожидался молодой лейтенант в темно-синей с золотом форме – флотский, из "аналитиков-консультантов". Они не особо требуются на борту боевого фрегата, но таков порядок. Согласно уставу, они следят за системами корабля, навигацией и прочими техническими аспектами. Анализируют, сортируют… в общем, прикрывают умными словами свое "ничего неделание", пока мы, космопехи, "танцуем с бледной" под "свинцовым салютом".
Согласно тому же уставу, я, как боевой капитан, в "мирное" время – которым является любое время вне высадки – подпадаю под командование любого офицера флота. И это несмотря на то, что на борту фрегатов иные флотские офицеры, кроме лейтенантов, не служат. А табель рангов у нас, в общем-то, один.
Но на "Амарне" свой устав: на борту не может быть двух командиров!.. Впрочем, приказы их я не нарушаю. Потому что они не осмеливаются их отдавать!
Джонс как-то назвал одного такого "анализом", подразумевая отнюдь не медицинскую процедуру, а сочетание действия и анатомического отверстия. И это так стремительно разнеслось по космопехотным войскам, что оставалось лишь удивляться, как раньше никто не додумался?.. Джонс, вообще, оказался крайне смекалист на присуждение "позывных" – так он это называет…
– Капитан, – вытянулся "в струнку" флотский, – пришел сигнал с "Мобиуса". Вам приказано… – он запнулся, глаза опустились, подыскивая слово. – Вам рекомендуют явиться на инструктаж перед высадкой.
Молодой лейтенант заметно нервничал. Только-только из флотской академии, приписанный к Амарне в последнем отпуске, он еще не привык находиться здесь, в жилом отсеке космической пехоты. Наслушался, видать, о диких нравах, царящих в нашей среде.
Я кивнул, поправляя графитовую "термушку", и двинулся в сторону радиорубки; тяжелые ботинки застучали по металлу решетчатого пола, дробью убегая вперед. Лейтенант молча поплелся следом, стараясь не отстать.
Пересекая кают-компанию, я едва не кожей ощутил его дыхание на шее: хищные ухмылки "скребущих посуду" космопехов всегда подобным образом действуют на "зеленых" флотских. Как он еще отважился прийти за мной в одиночку? Не иначе пошутил кто… Хотя, кто, кроме майора Грэйса, может так пошутить?
Когда я вошел, голографические фигуры капитанов других фрегатов нашего крыла что-то оживленно обсуждали, спорили. Они – такие же космопехи, как и я, и потому дискуссия пестрила "лестными" метафорами и аллегориями о частях тела – половых и не очень – и просто грубыми выражениями. Флотские офицеры в перепалке не участвовали. Интеллигенты, даже звук отключили.