Сыны Перуна
Шрифт:
— Прими благодарность мою за то, Горик, век тебе благодарен за все, что ты для меня сделал, — сказал Радмир, прервав речь руса.
— Ладно, чего уж, ты вместо благодарности теперь проявить себя в делах наших воинских должен будешь. Видишь, какие теперь дела творятся. Послезавтра в поход выступаем, так что на сборы у тебя только день.
Радмир словно расцвел при этих словах подобревшего варяга.
— А про сестру Свенельдову забудь. Она тебя спасла, так что ты имени ее славного порочить не должен. Не ровня ты ей и не спорь, — Горик взмахом руки остановил попытавшегося
Молодой свей поднялся со своего места.
— Все, что сказал Горик, правда, не забывай, покажешь себя воином настоящим, славу и богатство найдешь, — молодой скандинавский воин говорил степенно, и молодость его не принижала его величия. — Сегодня вечером в доме, где ты прятался все это время, тебя будет ждать Асгерд, это была ее просьба. Она сама все тебе скажет, поэтому приходи, я разрешаю вам проститься, но проститься навсегда. Я ухожу, до встречи, гридь, во всех последующих походах и боях, я рад, что ты на нашей стороне, — и Свенельд вышел из гридницы во двор, где по-прежнему кипели сборы киевского войска.
9
После того как Новгород отказал князю в помощи и не дал дружину, Страба опасался открыто встречаться с византийским купцом и поэтому назначил встречу не у себя в хоромах, а в небольшом крестьянском домишке, принадлежавшем одному из его прислужников, находящемся на окраине города. Он пришел на встречу без охраны, пешком, укутавшись в плащ, скрывавший его лицо. Хозяин избенки, тот самый вихрастый отрок по имени Меньшак, который прислуживал боярину при прошлой встрече с византийским посланником, открыл ему дверь и запустил внутрь. Страба, скинув плащ, прошел в комнату и огляделся. Обстановка комнаты, конечно же, не вызвала восторга у спесивого, привыкшего к роскоши боярина, но он понимал, что сейчас ему важнее всего скрытность, а не удобства и уют. Он прошел через сени и, войдя в комнату, по-хозяйски уселся за стол.
— В доме есть кто еще, кроме нас с тобой? — спросил боярин услужливого хозяина и, услышав в ответ, что они одни, удовлетворенно кивнул. — Мой гость будет с минуты на минуту, проведешь его ко мне, и будешь ждать во дворе до тех пор, пока мы не закончим, и не вздумай подслушивать.
— Что ты, что ты, боярин, как можно. Сделаю все, как ты велишь, — угодливо закивав головой, прислужник вышел из комнаты.
— Этот мальчишка Радмир почти уже был уничтожен, но в последний момент ему удалось избежать наказания за гибель этого простофили Горемысла.
Страба в задумчивости не заметил, как бесшумно открылась дверь, и посетитель тихо вошел в комнату.
— Ты напугал меня, грек. Вас что, учат так подкрадываться к людям?
— Ты же сам говорил, что встреча наша должна быть тайной, тогда к чему поднимать лишний шум? — Фотий хитро улыбнулся, снимая такой же, как у Страбы, плащ, и без приглашения опустился на соседнюю скамью.
За стеной послышался какой-то неясный шум, словно что-то упало на пол.
— Меньшак, я же сказал тебе не крутиться возле дверей, пошел вон, — рявкнул что было мочи разгневанный Страба.
— Ну да, пожалуй, ты прав, — снисходительно
— Всего лишь беседы, мой друг, разве не могут старые приятели встретиться просто так, без повода?
— Довольно притворства, Фотий, вы, византийцы, ничего не делаете просто так, да и я не стал бы с тобой встречаться без повода. После того как Новгород не дал князю воинов, а позволил лишь набрать ополчение, Олег во всем винит вас, греков. Так что, встречаясь с тобой, я могу попасть в немилость.
— Но ведь князь и без того тебя не жалует?
— Одно дело — не любить, а другое — заподозрить в измене, — и Страба потер рукой толстую шею. — Тут у него разговор короток, головы можно не сносить.
— Тогда не стану испытывать твое терпение. Ты хорошо помог нам, и награда, полученная тобой, получена не зря. Уличи и дулебы готовятся к войне. Тиверцы и хорваты не желают вступать с Киевом в переговоры. Все вожди этих народов — чванливые заносчивые глупцы, и ты очень хорошо сыграл на этом. Мы благодарны тебе.
— Да уж я думаю, что золото свое ты обратно не потребуешь.
— Нет-нет, что ты, зачем мне требовать что-то назад. К тому же, мне показалось, что часть твоего золота пропала, твои люди искали сбежавшего нурманна и не нашли. Говорят, он исчез, не так ли?
«Откуда хитрый грек может об этом знать?» — недоумевал Страба и ответил вслух: — Я не думаю, что эта тема заслуживает обсуждения сейчас.
«Челига до сих пор не вернулся. Нужно послать еще людей на поиски уже его самого, а это опять новые траты», — продолжал размышлять боярин.
Словно прочитав его мысли, Фотий продолжил.
— Да, да, ты прав, но если тебе нужны новые средства для достижения наших целей, то я готов тебе их дать.
Грек достал из-за пояса большой кошель и бросил его на стол. Страба услышав звон монет, схватил свою награду и поспешно засунул ее в свою походную суму.
— Олег уходит примучивать славян, те, благодаря твоим стараниям, подготовят ему достойную встречу, и, как бы не была сильна дружина киевского князя, ополченцы мало чем отличаются от тех, кого идут завоевывать. Ты получил золото, ты получишь еще, но за это ты в отсутствие Олега должен делать так, чтобы здесь его не ждали с победами и славой. Чтобы он не получал поддержки ни от Киева, ни от других земель, покоренных русами, — грек поднялся со своего места. — А теперь я ухожу. Мне пора.
Фотий вышел за дверь, а Страба остался сидеть в задумчивости. Так он просидел почти полчаса, когда за стеной снова послышался непонятный шорох.
— Это опять ты, дурень, я же сказал тебе, чтобы ждал во дворе. Ладно, раз уж ты здесь, принеси-ка мне квасу, а то в горле першит.
Дверь отворилась. Вошедший был укутан плащом, какой был на Страбе тогда, когда он пришел в дом для встречи с византийцем.
— От кого ты здесь-то прячешься? Нет тут никого, кроме нас с тобой.
— Это хорошо, что никого нет, значит, нам не помешают, — вошедший откинул плащ и посмотрел Страбе прямо в глаза. — Ну что, признал меня? Вижу, что признал.