Сыны Солнца
Шрифт:
Легкий шум заставил их обернуться. Томимый смутным предчувствием, Куа вернулся обратно, сославшись на необходимость кое-что купить у Минати. Холодный поклон Таламары, успевшей придать своему лицу спокойное выражение, привел его в замешательство. После минутного колебания, он решил прибегнуть к хитрости. Притворившись, что он выбирает иглу, он дал волю своему языку и рассыпался в шутках, от которых Минати покатывался со смеху. Но его остроты, рассмешившие сына, не произвели никакого впечатления на мать. Она безучастно стояла в стороне и не разжимала судорожно сжатых губ. Призрак юной и беззаботной девушки с белокурыми косами заслонил перед карликом
— Я тебе расскажу свою историю, юноша. Это, конечно, тайна. Но за те сорок лет, что я разгуливаю под ярким солнцем, она уже успела облететь зеленеющие берега Сены и с тебя не сдерут живьем шкуру, если ты расскажешь ее темной ночи.
Когда моя мать увидела, что за прелестное дитя шевелится возле нее на мху, она снесла его в лес и колыбелью ему выбрала дупло дерева. Дома она рассказала, что ее милое дитя унес медведь. Я тогда уже, видно, был маленьким чудом природы. Мать впоследствии часто рассказывала мне, что, лежа в дупле, я не пищал ни днем, ни ночью. Я терпеливо ожидал сумерек, когда мать приходила кормить меня грудью. Когда я научился ходить, она принесла меня в свое селение. Там немедленно начались приготовления к тому, чтобы торжественно свернуть мне шею. Но когда старейшина увидел, как я подпрыгиваю и кривляюсь, он чуть не лопнул со смеху, и это меня спасло.
Куа пристально посмотрел на Таламару и проникновенным голосом сказал:
— Я знаю еще одного ребенка, который в свое время избег сурового закона. Когда у любимой жены нашего вождя Нанак-Сангара родилось хилое дитя…
— Это был я! — выпрямившись во весь рост, сказал юноша.
Лицо карлика просияло. Он преклонил голову перед седой женщиной:
— Жаба по-прежнему твоя вещь, Цветок Шиповника, — обратился он к ней, назвав ее девичьим именем.
Она отняла руку от своего залитого слезами лица и нежно положила ее на голову Куа.
Глава V
Рассказ Жабы
Отсутствие охотников на мамонтов затянулось и нетерпение женщин росло. Каждое утро они взбирались на вершину холма, откуда в час восхода солнца открывался вид на высокую долину Везера. Оттуда они толпой отправлялись к пещере жреца-прорицателя. За мясо или за выделанную шкуру он соглашался вопрошать духов.
Забравшись в глубину пещеры, он в темноте испускал пронзительные вопли и стоны; вскоре он с блуждающим взглядом и перекошенным лицом, как будто с ним только что произошел эпилептический припадок, выходил оттуда и начинал рассказывать, что видела его душа, когда духи вознесли ее на крыльях выше гор. Вдохновенным голосом он изрекал, что охотники бредут по дремучим лесам, сгибаясь под грудами мяса. Обрадованные женщины в порыве благодарности обещали ясновидцу много зерен белены и цветов цикуты, из которых приготовлялся напиток, обладавший свойством привлекать в тело человека всеведущих духов.
Из осторожности, Куа стал реже приходить в мастерскую Минати. Он предпочитал спускаться по отлогому склону на площадку, где мальчики в возрасте от пяти до пятнадцати лет занимались упражнениями, развивающими ловкость и проворство. Каждый из них по очереди становился в начерченный на песке четырехугольник, сторона которого была длиной с человеческую руку. Наставник, удалившись шагов на двадцать, с силой метал в них камни величиной приблизительно с орех. Мальчики должны были увертываться от ударов, не выходя за границы четырехугольника.
В юношей старше пятнадцати лет, готовившихся быть воинами, метали камни два человека одновременно. Чтобы избегнуть их ударов, приходилось прыгать и изворачиваться с быстротой молнии. Позже, вместо камней, метали и дротики с притупленными кремневыми наконечниками.
Поглядев на упражнения юных атлетов, Куа отправлялся в лес. Там его поджидала Таламара, а иногда и Минати. Куа хотелось знать все подробности их двадцатилетних страданий. Он в свою очередь рассказывал им важнейшие события, происшедшие в родном племени за время их отсутствия: были годы удачной охоты, пришлось пережить и тяжелые голодные годы. После оползня земли, вызванного необычайными ливнями, был найден пласт каменной соли; повальная болезнь опустошила в течение одного месяца целых три селения.
— Расскажи мне о моем отце, — попросил однажды Минати; Таламара же избегала всякого намека на эту страницу своего прошлого.
Карлик поведал им о злоключениях Нанак-Сангара, над которым, казалось, тяготело проклятие. Из семи детей, родившихся от трех его жен — ни один не выжил. Болезни, обвал в пещере, нападение стаи голодных волков, как бы объединившись, скосили одного за другим. Самая молодая из его жен потеряла рассудок, когда у нее на глазах хищный зверь унес пятилетнего сынишку. Без устали бродила она из пещеры в пещеру в поисках своего ребенка.
Другую жену откопали из-под обломков скал. Она до сих пор ходит на костылях, а трое ее детей погибли при обвале. Наконец, третья…
— Скажи, брат, — прервал его юноша, — мой отец все еще славный охотник? Мать столько рассказывала мне о его подвигах.
— Да, он и теперь силен, как буйвол, и неутомим, как конь. Ростом он на целую голову выше любого из своих воинов, но вместе с тем ловок, как белка, — гордо заявил гном. — Он на моих глазах голыми руками задушил медведя. Я видел, как он, преследуя быка, на бегу вскочил на него и коленями с такой силой сдавил ему ребра, что у того подкосились ноги и он тут же свалился. А однажды он еще при мне ударом топора размозжил череп рыжеволосому ган-ни, а ведь у этих дикарей голова защищена густыми косами.
— И ты все это сам видел? — воскликнул Минати со сверкающими глазами. — Слышишь, мать!
Дух племени постепенно овладевал юношей и свирепые подвиги казались ему величественными. Но карлик озабоченно покачивал головой:
— Да, это истинный вождь. Но что поделать, когда над ним тяготеет проклятие. Вот уже два года, как табуны лошадей, каждую осень спускавшиеся с Арденнских возвышенностей, изменили свой обычный путь и благодаря этому мясо стало редкостью в наших стойбищах. К тому же еще эти проклятые ганни, которых голод заставляет покидать леса, приходят к нам с Далекого Востока и, как стая голодных волков, делают набеги на наши селения.
Сорока, собиравшая в лесу хворост, заметила карлика и его собеседников, удалившихся при ее приближении. Ей захотелось обменяться шутками с уродливым весельчаком и она бросилась их догонять, но те в свою очередь ускорили шаги. Разозлившись, Сорока выбранила про себя Куа и Таламару с ее недоноском. Взвалив на плечи вязанку с хворостом, она уже собиралась уходить, когда мимо пещеры прошла девушка. Сорока излила перед ней свою злобу:
— Угадай-ка, Кукушка, кого я только что встретила в лесу? Милашку Куа. Он собирал цветы вместе с той, знаешь, чужеземкой…