Сыщица начала века

Арсеньева Елена

Нет, трепыхается, колотится, стучит в ладонь… Оживает! И возвращает его к жизни, наполняет новым биением крови отнюдь не надежда на милосердие этого странного человека, а то, что Алена называла своим любимым грехом. Тщеславие! И пусть это будет последнее тщеславие в ее жизни – она не даст этому… новому Лешковскому взять над ней верх! Спасибо дневнику Елизаветы Ковалевской, которая пришла на помощь Алене Дмитриевой спустя сто лет после событий, которые так напоминают то, что происходит теперь. Ибо нет ничего нового, чего не было бы под солнцем!

– Да опустите вы пистолет, Юрий Николаевич, – сказала Алена, устало махнув рукой. – Вы ведь все равно в нас стрелять не будете. Зачем, в самом деле, лишние хлопоты? Зачем пули, когда

у вас есть часы? И, кроме того…

Она усмехнулась.

Да, она усмехнулась, но не потому, что ей стало смешно или это было нужно для правдоподобия того вранья, которое она собиралась сейчас изречь. Она усмехнулась потому, что пыталась в улыбке обрести силу, нужную ей для того, чтобы смириться с предательством человека, которого она, может быть…

Ладно! Все это уже было. Было в дневнике все той же Елизаветы Ковалевской!

– Кроме того, – продолжала Алена, – мое исчезновение или внезапная смерть вызовут серьезные вопросы. Ведь своими размышлениями о роли некоего знаменитого врача-кодировщика в череде загадочных самоубийств, захлестнувших Нижний, я поделилась со своими близкими друзьями. И они вовсе не сочли это домыслами, как один ваш приятель, который…

Она запнулась было, потом отчаянно махнула рукой:

– Ладно, чего там. Пусть все войдут. И Суриков, и… и доктор Денисов.

Из дневника Елизаветы Ковалевской. Нижний Новгород, 1904 год, август

– Делать Наталью послушным орудием ее собственного желания? – недоумевающе повторяю я. – Но как, каким образом?

– Видишь ли, нам не удалось заставить Лешковского говорить… но, насколько я понял по словам Дарьюшки, Луизы, Вильбушевича и Красильщикова, Наталья под воздействием брата как бы сторговалась с судьбой: или она убьет Сергиенко в такой-то день и час, или умрет сама. Технику этого внушения или самовнушения я не знаю, но тут и в самом деле огромную роль играют часы, которые отсчитывают каждый миг жизни, своим тиканьем непрестанно подгоняя и подстрекая человека к исполнению задуманного. Если желание исполняется, человек живет дальше спокойно. Если нет… часы останавливаются. Часы его жизни…

– И ты веришь, что это возможно? – недоверчиво спрашиваю я.

Георгий пожимает плечами:

– Есть многое на свете, друг Горацио… А в древности, когда оккультные знания обладали куда большей властью над душами людей, чем теперь, наверное, было еще больше невероятного. Так или иначе, Лешковскому удался его замысел… хочешь не хочешь, а верить приходится. Итак, решено было заманить Сергиенко в ловушку, а роль приманки должна была сыграть… Дарьюшка!

Сергиенко увидел ее как-то раз во время своих визитов к Вильбушевичам и возжелал с совершенно неистовой страстью, которую трудно было вообразить в сердце этого человека. Словно в оперетте, субретку он предпочел госпоже, простушку – во всем его превосходящей и силою ума, и силою духа Луизе Вильбушевич. Однако Дарьюшка отказывала Сергиенко раз за разом, потому что была пылко влюблена в своего прежнего хозяина – Евгения Лешковского. Это безмерно раздражало Наталью Самойлову, которая боялась за брата – ведь она не забыла, чем некогда кончился роман с горничной для ее покойного мужа! – поэтому Евгений и «сослал» Дарьюшку к Вильбушевичам, тайно продолжая встречаться и с ней – и с Луизой. Лешковский заморочил Дарьюшке голову так, как это умел делать только он. Она была влюблена воистину безумно, готова ради своего «господина и повелителя» на все. Конечно, полностью он не открывал ей своего замысла: убить сестру. Лешковский был единственным наследником Натальи, именно поэтому он так боялся ее возможного брака с Красильщиковым. Словом, подогревая в сестре жажду мести, он намеревался убить нескольких зайцев.

Лешковский измыслил хитрый план. Наталья от имени Дарьюшки написала Сергиенко немудрящую записочку, в которой призналась ему в любви и назначила свидание.

– Как?! – невольно восклицаю я. – Но ведь почерк… я была убеждена, что это письмо написано Луизой Вильбушевич!

– На самом деле, – лукаво усмехается Георгий, – писем было два. Одно было написано исключительно ради того, чтобы обмануть Наталью и уверить ее в полном правдоподобии происходящего. Дарьюшка звала Сергиенко к себе домой. Там его должна была ожидать Наталья, готовая привести в исполнение приговор. Она хотела застрелить Сергиенко, и ради этого Лешковский давал ей уроки стрельбы, в которой был большим искусником. Но письмо, написанное Натальей, не дошло до адресата. Лешковский немедленно сжег его. А к Сергиенко попало то письмо, которое мы умудрились прочесть благодаря тебе.

Он берет мою руку и целует. Я смотрю на него и с трудом сдерживаюсь, чтобы не зарыдать. Причем слезы, которые так и кипят на глазах, это враз слезы счастья и горя. Я не могу, не умею определить природу чувства, разрывающего мне сердце. Наверное, это любовь… Сколь много историй любви выслушала я за последние несколько минут! Эта губительная, слепая сила привела к смерти несчастную горничную Стефанию, Наталью Самойлову, сделала преступницами Дарьюшку и Луизу Вильбушевич… на край какой бездны заведет она меня?

– Два свидания были назначены на одно и то же время, – продолжает в это время Георгий, не подозревая, что я задумалась о другом. – Наталья ждала Сергиенко в домике на улице Красной, а в известном тебе доме близ Острожной площади его ждали отец и дочь Вильбушевичи. Накануне этого события они разыграли для окружающих некую сцену грандиозной ссоры и разъехались по разным квартирам. Сделано это было для того, чтобы на всякий случай отвести от Луизы подозрения.

Сергиенко радостно ринулся на свидание с Дарьюшкой – и был убит Вильбушевичем: доктор дал волю своим чувствам, проломив ему лоб обухом топора. Случилось это в восемь вечера. Но в девять пробил роковой час Натальи Самойловой, ибо она не смогла исполнить свое самое заветное желание! Дарьюшка с ужасом наблюдала, как на ее глазах ни от чего, ни с того ни с сего, умерла сестра ее любовника! Сергиенко не явился, Наталья была принуждена платить ту страшную цену, за которую она сторговалась с судьбой. Пробил час ее жизни: сердце совершенно здоровой, молодой, полной сил женщины остановилось.

– Ну ты знаешь… – бормочу я, совершенно ошеломленная. – Я не могу в это поверить!

– И тем не менее именно так все и было, – настойчиво говорит Георгий. – Ты же знаешь, что в ее организме не обнаружено ни следа яда, а причина смерти – сердечный спазм. Люди умирают от страха, от горя, от отчаяния… всегда есть нечто, что останавливает часы их жизни. Так произошло и с Натальей. Но слушай дальше. Лешковский, похоже, и сам не вполне верил, что «часы» сработают, поэтому не предупредил Дарьюшку о том, что ее гостья может умереть. А может быть, боялся, что она, по простоте душевной, разболтает об этом его сестре… женщинам он не слишком-то доверял! И поэтому Дарьюшка страшно перепугалась, когда Наталья вдруг умерла на ее глазах. А если ее обвинят в убийстве? Первым делом она решила избавиться от трупа. Но как это сделать?! И тут Дарьюшка вспомнила про своего соседа, который давно ухаживал за ней и даже делал ей предложение. Соседа этого звали…

– Филя Филимонов, – перебиваю его я, – неужели это был Филя?!

Мгновение Георгий смотрит на меня, истинно остолбенев от такой догадливости, а потом кивает:

– А, да, ты правильно связала концы с концами. Теперь припоминаю: когда нас вели в дом Лешковского, Красильщиков обмолвился о том, что кучер влюблен в Дарьюшку.

Мне показалось, что ему стало немножко легче оттого, что моя сверхъестественная догадливость объяснилась так просто. Господи, да неужели даже и теперь он еще ревнует к женскому уму?! Все-таки мужская гордыня – это опасная штука…